— Максима? Губа не дура. А его-то самого — куда прикажешь? Кончить?
— Ну уж нет! Так легко он не отделается, — провыл Жерар и хитренько посмотрел на меня. — Чувачок, мы с шефом в затруднении. Советом поможешь? Я кивнул. Жерар медленно заговорил:
— Для типчика, который обожает плясать на задних лапках перед хозяином… лизать ему руки… лаять на тех, кто не может огрызнуться…
— Лучше всего подойдет шкура йоркширского терьера, — закончил я. — Сто пудов.
— Так тому и быть! — провозгласил довольный бес. — Зовите сюда этого счастливца.
Однако Сул схватился руками за голову и голосом базарной торговки запричитал, что это откровенный грабеж среди бела дня. Что он на это не пойдет — ни при каких условиях. Что сейчас, слава Всевышнему, не те времена, когда можно было живого человека без его собственного согласия… и так далее.
Жерар нарочито утомленным голосом осведомился, что он в таком случае предлагает?
— Вот это уже деловой разговор, — сказал ифрит. — Итак, первое, или алеф…
Пожалуй, я больше был им не нужен. Я на цыпочках вышел из кабинета и осторожно притворил за собою дверь.
Аннушка, куколка не моя, ангел высокогорный, пристроилась на краешке секретарского стола и перебирала Максику волосы. А тот сидел жених женихом и счастливо жмурился. Увидев меня, он отодвинулся от девушки и, демонстрируя снисходительное участие признанного любимца фортуны к записному неудачнику, спросил:
— Ну как? — Про удар в ухо он великодушно забыл. Еще бы! Ведь это его гладила по головке Аннушка, а не меня!
— «Пять розог без целования за невосторженный образ мыслей», — сообщил я.
— А? — Максик растерянно моргнул. Умница наш. Эрудит.
— Классику читать надо, — сказал я, берясь за дверную ручку, и, не сдержавшись, добавил: — Кутенок.
— Утенок? Почему ты назвал меня утенком?
— «Розги направо, — услышал я вдруг смеющийся голос Аннушки, — ботинок…» Впрочем, целование вам не назначено, — добавила она уже от себя.
Я, не оборачиваясь, чтобы не выдать снизошедшее на меня удовольствие глупым выражением лица, тряхнул над головой пятернею с растопыренными пальцами.
— Высший балл, — прокомментировала Аннушка. — Учись, малек! — Прозвучало это насмешливо и относилось, видимо, к осрамившемуся кавалеру.
Жерар нагнал меня, когда я спускался по лестнице. В зубах у него было зажато зерцало Макоши.
— Неужели сорвалось? — тревожно спросил я, озирая его крошечную фигурку, и принял магическую вещицу.
— Не то чтобы сорвалось, — вздохнул он, — но придется сколько-то потерпеть. Сам знаешь, быстро только кошки родятся. А тут… предварительный этап, то, се…
— Куда ты теперь?
— С тобой, напарник. Я тут пораскинул мозгами… Вдруг Лелька на тебя сердится? А у меня колечко заветное. Понимаешь? Потом я, конечно, свалю, ты не думай…
Не прогонишь?
Он побежал рядом. Тяжелый перстень на лапе заставлял его двигаться какою-то странной иноходью: боком и вприскочку.
— Чувачок…— залаял он умоляюще, в очередной раз споткнувшись. — Понеси меня, а?
— Но ведь тебя тошнит на высоте.
— Ну, чувачок… Ну, потерплю. Ты вообще-то чего такой бука?
Я остановился.
— Поклянись, что, став Максиком, перестанешь ухлестывать за Аннушкой.
— Во дает парень! — восхитился он. — Одну ягодку беру, на другую смотрю, третью примечаю, четвертая мерещится. Молодцом! Стукоток может гордиться таким наследником.
Я насупился. Он присвистнул:
— У-у, как все запущено-то… Да нужна она мне сто лет! — Глазки у него, однако, бегали.
— Скажи, что клянешься.
— Ну, типа того, — начал он вилять, но внезапно посерьезнел. — Ладно. Клянусь.
Через минуту мы садились в такси. Жерар, стоило открыть дверцу, почему-то стал нервно облизываться, беспокойно крутить головой и подергивать шерстью на загривке. Должно быть, не понравился запах дезодоранта, которым пользовался таксист. Мне, впрочем, тоже.
— Улица Высоцкого, — распорядился я, также морщась от назойливого запаха жасмина, пропитавшего затемненный салон автомобиля. — Дом пять. Поехали.
— Хе, — сказал водила грудным женским голосом.
— Что значит — «хе»? — спросил я, обмирая от скверного предчувствия.
— Это значит, — услышал я, — что сначала авто поедет туда, куда нужно даме.
Будто затворы расстрельной команды, клацнули, запираясь, замки на дверцах. Водитель обернулся. Из-под низко надвинутой кепки-восьмиклинки на меня смотрело знакомое щучье лицо с блистающими глазами и перламутрово-алыми губами, обрамленное словно бы застывшими языками пламени. На верхней губе были приклеены тонкие усики-стрелки. Запах жасмина усилился многократно. Меня обдало жаром.
— А ты все не сдаешься, гадкий мальчишка! Продолжаешь преследовать беззащитную женщину. — Глаза щучки выразительно блеснули. Красиво очерченные ноздри затрепетали, как у хищника, почуявшего запах крови. — Охотишься с собаками… Что ж, посмотрим, легко ли тебе будет победить меня на этот раз…
И под торжествующий хохот похитительницы такси сорвалось с места.
А Жерар повалился на спину и, дрыгая всеми четырьмя лапами, заливисто залаял.
Примечания
1
«Нормандия—Неман» — название истребительного авиационного полка «Сражающаяся Франция», действовавшего на советско-германском фронте в 1943—1945 гг. — Здесь и далее примечания автора.
2
Да. Но, между нами говоря, — очень мало (фр.).
3
Ифрит — джинн.
4
