Совершенно неожиданно возникли затруднения и в России. Чертежами механических кузнечиков заинтересовался Басмач Хайдаров. В лучших традициях бандитских девяностых он взял в жёсткий оборот Новицкого. Поддавшись на шантаж, тот выкрал чертежи из архива, передал Хайдарову. Связываться с Басмачом отцу не хотелось. В деле возникла неприятная пауза. Прервалась она, когда Зарина выяснила, что чертежи находятся в ГЛОК, где с них снимают электронные копии. Вернее, находились — до тех пор, пока там не побывали Паша Дезире и американские искатели сокровищ. К счастью, американцам ничего не досталось, они лишь нагуляли в ГЛОКе головной боли. После всего этого кавардака Новицкий был просто обязан забрать документы из бюро.
Заманить его в архив вместе с документами оказалось делом пустячным. Отец слегка припугнул любовника Новицкого, тот сообщил от имени Басмача время и место встречи. Напуганный архивариус примчался туда сломя голову.
— Тонко, — признал я. — Одно мне непонятно. Зачем ты прикончил Новусика? Да ещё с таким зверством. Не любишь голубеньких?
— Да плевать я на них хотел, — сказал отец. — У Новицкого с перепуга в голове помутилось. Не зря говорится, что загнанная в угол крыса становится опасной. Видимо, к архивным крысам это тоже относится. Накинул мне на шею петлю, начал душить…
Отец рассвирепел. Он и сам не заметил, как в нём пробудился кошмарный паучок Ананси. Очнувшись, увидел перед собой качающееся в петле тело Новицкого. Спасать идиота было поздно. Отец спустил в измельчитель бумаг оригиналы чертежей, «слил» в свой электронный ящик имеющиеся на флешке файлы, а саму флешку растёр в пыль. Для этого ему вновь пришлось ненадолго обернуться чудовищем. После чего он спокойно прошёл сквозь стены архива и удалился восвояси.
Американцы остались с носом. К сожалению, упрямая руководительница экспедиции мисс Голдэнтач не желала признавать поражение. Луизианский Лев по-прежнему пребывал за океаном. Чтоб выманить его оттуда, пришлось взять в оборот многострадального Марка Фишера.
— И занялась этим, разумеется, всё та же Зарина, — сказал я.
— Угу, — согласился отец. — При моём посильном участии. Зарина подцепила его на крючок, ну а я вываживал.
— Так сенатор сейчас здесь?
— Здесь.
— И как ты намерен поступить? Снова разбудить паучка Ананси? Не жалко тебе старикана?
— Во-первых, не я, а мы. Мы с тобой, сынок. Во-вторых, обстоятельства здорово изменились. Кузнечики, как поведал наш дорогой Тузик (Жерар недовольно заворчал), внезапно ожили. И начали вести себя дурно. Трудящихся калечить. А я этого страсть как не люблю. Сам из семьи рабочего и колхозницы. — Он побарабанил пальцами по рулю. — Вдобавок на горизонте замаячил персонаж, к которому я испытываю давнюю, трепетную любовь.
— Речь о Сулеймане? — уточнил я.
— Да.
— Может, расскажешь, что между вами произошло?
— Опуская подробности, эта ископаемая рептилия сначала спровоцировала меня на нарушение слова, а после воспользовалась моим положением клятвопреступника, чтобы взять в рабство.
— А я Паше сто раз говорил, что он негодяй! — подхватил Жерар.
— Н-да… — пробормотал я. — Ну и что же мы станем делать, Владимир Васильевич?
Отец помолчал и ответил:
— Да ведь выбора-то у нас, по сути, нету. Нужно выжигать клоповник, из которого ползут заводные саранчуки. Пока эти твари до нас не добрались. И думается мне, придётся нам действовать заодно с Луизианским Львом и его ковбоями.
— А что, если привлечь Опричную Когорту? — предложил я. — Это же как раз по их части.
Отец обернулся и посмотрел на меня, как на слабоумного.
— Когорта, конечно, справится с любой напастью. Только параллельно сожжёт твоего Тузика на костре. Тебя самого посадит на цепь — чтобы служил, когда понадобится. А меня так вообще… — Он провёл большим пальцем поперёк горла. — За то самое клятвопреступление.
— Вот оно что, — сказал я и посмотрел в окно.
Мы подъезжали к плотине Старокошминского пруда. За ней вздымались громады цехов и труб «Хайдаровского агрегата», окрашенные всходящим солнцем в червонное золото.
Глава 20
Марк
Лысый охранник знал Дарью ещё ребёнком. В те баснословные годы он служил старшиной в батальоне, которым командовал её отец. Будучи бездетным, прапорщик Горбунов всю нерастраченную силу родительской любви дарил маленькой Дашеньке. Девочка отвечала взаимностью. Когда Дарье исполнилось пятнадцать, дядя Миша попал под сокращение Вооруженных Сил. Впоследствии они смогли увидеться только однажды — на похоронах отца Дарьи.
Всё было прекрасно в этой душещипательной истории, достойной телевизионного сериала, кроме одного. Прозвучавшим в ней числам изо всех сил сопротивлялась арифметическая наука. Отставному старшине было лет сорок, в крайнем случае сорок пять. Качать Дашенькину колыбельку он мог лишь десятилетним. Но миссис Вольф очевидный курьёз проигнорировала, и Марк оставил сомнения при себе. В конце концов, что он знает о русских прапорщиках помимо того, что они носят тельняшки, разрубают сапёрной лопаткой человека напополам, расхищают армейское имущество и пьют вместо водки тормозную жидкость? Вдруг их, нестареющих и неубиваемых, нарочно выводят в секретных военных лабораториях — на ужас маленьким соседним странам?!
— Ну, и с чем же ты пожаловала в «Серендиб»? — после объятий и слёз поинтересовался Горбунов.
Узнав, что Дашенька и её американские друзья разыскивают Павла Дезире, усач от-чего-то помрачнел.
— Зачем он вам?
— Я наняла его проследить за мужем, — помявшись, сказала миссис Вольф. — А сейчас вышло так, что… В общем, завалила я мужа, дядя Миша. Вместе с телохранителем.
Марк воззрился на неё с ужасом. Разве можно в таком признаваться кому попало?
Горбунов только крякнул.
— Ну, даёшь, Волчонок! За дело хоть?
— За дело.
— Ох, девочка… — Он набрал в себя воздуха, надул щёки, с шумом выдохнул в два приёма и спросил: — А Пашка-то тут каким боком замазался? Сообщник?
— Это долгий разговор, дядя Миша. Слишком многое объяснять придётся. Боюсь, не всему ты поверишь. Просто скажи, Павел в агентстве?
— Нет. Со вчерашнего дня не показывался. А касательно моей веры или неверия… Извини, Волчонок, только от переживаний у тебя, похоже, ум за разум зашёл. Я ведь здесь давно работаю. Многое знаю и о многом порассказать могу. — Горбунов покосился на Марка. В прищуренных глазах охранника мелькнула тень сомнения, но он всё-таки ре-шился и произнёс: — Например, о дне, когда бандиту по кличке Басмач за чрезмерную борзоту отчекрыжили голову и послали жене. На эмалевой тарелочке.
Марк припомнил опрокинутое блюдо с белым порошком, обглоданный саранчой череп, над которым рыдала миссис Вольф, и из горла у него вырвался мышиный писк.
Заявив, что служба службой, но время к отбою, а потому надо и честь знать, Горбунов запер свою будочку, запер ворота, взял Дарью под ручку и повёл к машинам.
— Ты куда, дядя Миша? — удивилась та.
