удастся.
— Да, — сказал он, — можно сказать, что налицо трупное окоченение.
Если бы эксперты справочника «Гид Мишлен» хоть раз поужинали в ресторане отеля «Ренессанс» в самом сердце Сайгона, поблизости от Французского госпиталя, они бы наверняка присвоили заведению три звезды.
По крайней мере, таково было мнение майора Палмера Тэлбота, который ужинал там частенько, в особенности если нужно было произвести впечатление на приехавшего с инспекцией правительственного чиновника или авторитетного репортера.
(«Парадоксально, не правда ли, майор, что лучший французский ресторан находится на противоположном конце земного шара от Парижа. Можно было ожидать, что война пагубно отразится на работе здешнего шеф-повара. Например, помешает поставке продуктов».
«Мне кажется, левая пресса увлекается описанием здешних ужасов с единственной целью — поднять тираж. Я хочу сказать, не может быть сомнений, что ситуация находится у нас под полным контролем, в чем вы, разумеется, и сами убедились. И надеюсь, вы уже поняли, что мир на этой прекрасной и отсталой земле — вопрос каких-нибудь нескольких месяцев».
«Откровенно говоря, поездка произвела на меня сильное впечатление. Я постараюсь донести это впечатление до наших конгрессменов».)
Часто говорят, что война — это ад. Но мало кто признает, что для узкого круга избранных война может стать исключительно приятным времяпрепровождением.
Пока что служба Палмера Тэлбота во Вьетнаме была сплошным удовольствием. Он выучил вьетнамский не для того, чтобы мотаться по глухим селениям и выспрашивать перепуганных крестьян, нет ли в округе партизан-хошиминовцев. Язык был нужен ему для работы по координации действий американских войск с южновьетнамскими союзниками. Он осуществлял непосредственную связь между двумя армиями на уровне высшего командования.
Кроме того, на него была возложена приятная обязанность завоевывать сердца и умы высокопоставленных гостей, которые нескончаемым потоком ехали во Вьетнам с целью «расследования обстоятельств на месте». Продемонстрировать им, что независимо от происходящего вокруг такие заведения, как «Ренессанс», по-прежнему процветают. А стало быть, война не так уж и ужасна.
Поэтому Палмер не удивился, когда однажды, придя утром в штаб, обнаружил записку с просьбой позвонить председателю сенатского Комитета по делам вооруженных сил.
Палмер обратился к Мари-Клер, своей секретарше:
— Не соединишь меня с сенатором Форбсом? Я в кабинете поговорю.
— Нет, майор. Он специально оговорил, что разговор должен вестись по «надежному» телефону. Судя по всему, дело повышенной секретности. Конфиденциальное.
Палмер прошел в специальную кабинку, где стоял телефон с кодировкой сигнала, и мельком глянул на номер телефона. Это был домашний номер сенатора, не рабочий, и позвонить просили срочно.
Связь удалось установить в считанные секунды.
— Добрый день, сенатор, это Палмер Талбот из Сайгона.
— А, Палмер, дружище! Спасибо, что звоните. У вас, наверное, уже завтра наступило?
— Так точно, сэр. Могу я быть чем-то полезен?
— Вообще-то да. Вы можете оказать мне неоценимую услугу.
— И в чем же она заключается, сэр?
Сенатор немного замялся, а потом лаконично сказал:
— Женитесь на Джессике.
— Джессике? — удивился Палмер.
— Совершенно верно, майор Тэлбот. На моей дочери Джессике, которую вы обрюхатили, пока шла ваша подготовка в моем имении. Если вы не возражаете, я бы хотел незамедлительно оповестить прессу.
— Сэр, но это невозможно! — пролепетал Палмер. — Я уже женат и не могу оставить свою жену.
— Приятно слышать, майор, что вы так печетесь о своих близких. Такие же чувства и я испытываю к своей дочери. И я бы вам очень советовал оценить ситуацию с моей позиции.
Намек был ясен. Форбс был достаточно влиятельной фигурой, чтобы отправить Палмера на передовую, где скорость гибели офицеров измерялась в минутах.
— Но вы не волнуйтесь, майор Тэлбот, — продолжил сенатор. — Я понимаю, что на пути к вашему браку есть пара препятствий. Если нынешняя миссис Тэлбот — достаточно великодушная особа (а я уверен, что это так и есть), она согласится на мексиканский быстрый развод[33], и все уладится.
Палмер был сражен. Он вовсе не хотел делать Лоре больно. А еще менее — испытать на себе ее горячий испанский темперамент.
— Хм, сенатор… при всем уважении к вам вы просите меня о чем-то немыслимом…
— А разве то, как вы поступили по отношению к Джессике, таковым не является?
Палмер был в полной растерянности.
— Сэр, мне надо немного подумать, прежде чем…
— Совершенно с вами согласен, — подхватил сенатор. — И поэтому с девяти часов сегодняшнего дня вам предоставляется десятидневный отпуск. Если поспешите, а я очень на это надеюсь, то завтра утром уже будете в Сан-Франциско. А на следующий день и в Бостоне. А пока, чтобы ускорить дело, я поручу одному из моих бывших партнеров по адвокатскому бизнесу начать сбор необходимых бумаг. Вас это устроит, майор?
— Так точно, сэр. Я согласен.
Палмер положил трубку и обхватил голову руками, повторяя:
— Лора, Лора… Что же мне делать?
Вопреки расхожему мнению в Нью-Йорке вполне можно вести нормальную жизнь. По ночам.
Когда небо темнеет, движение в городе замедляется и неестественно напряженный ритм жизни спадает. Нью-Йорк уподобляется человеку, весь день страдавшему от повышенного давления и лишь к ночи сумевшему сбить его до нормального.
Барни вышел на балкон и стал смотреть вниз, на город, напоминающий гигантский улей.
Эмили находилась в Швейцарии, освещая чемпионат Европы по горным лыжам. Чтобы скрасить одиночество, он запланировал закончить статью на тему нарушения мыслительного процесса у шизофреников. Но потом позвонила Лора, он разнервничался и теперь никак не мог сосредоточиться.
Она была слишком расстроена, чтобы рассказать все в подробностях. Он сумел лишь понять, что между нею и Палмером произошло нечто ужасное и она не в силах сейчас быть одна.
Естественно, Барни настоял, чтобы она немедленно вылетала в Нью-Йорк. Она возразила, что Эмили это не понравится. Но, узнав, что та в командировке, Лора пообещала прилететь последним рейсом.
В начале двенадцатого ему позвонил привратник и сообщил, что к нему поднимается мисс Кастельяно.
Первое, что поразило его, когда он открыл дверь, — ее глаза.
Было ясно, что она проплакала несколько часов подряд, а голос звучал еле-еле.
— Входи. Сядь. По-моему, тебе надо выпить.
Она кивнула.
— Лора, ради бога, что случилось?
— Палмер объявился… — начала она и тут же опять разрыдалась. — Я не могу, Барн… Это уму непостижимо!
— А я думал, он во Вьетнаме. Что это он вдруг так резко вернулся? Он не ранен?
— Нет, Барни, — ответила Лора. — Ранена я. Он хочет со мной развестись.
— Послушай, но это уже давно назревало. Ты разве сама не чувствовала?