она только один раз пробурчала: «О черт!» Ага, вот оно. Теперь надо было зафиксировать расширитель, затянув замок на конце. Потом он взял шпатель, осторожно снял соскоб на грибок и поместил его на подготовленное стеклышко.
Оставалось ручное обследование. Он выставил вперед руку, и сестра выдавила ему на пальцы смазку. Положив левую ладонь женщине на живот, Барни приступил к обследованию и вдруг услышал странные звуки: больная задышала часто-часто.
— Мэм, вас ничто не беспокоит? — встревожился он.
— Вы забыли мне напомнить, док! «Собачье дыхание» помогает сохранять мышцы брюшины в расслабленном состоянии.
— Ах да! Конечно. Большое спасибо.
Больная стала осторожно направлять его левую руку, и в результате ему удалось нащупать матку, определить ее расположение, размер, консистенцию, конфигурацию и подвижность.
— Благодарю вас, мэм, вы молодец.
— И тебе спасибо, малыш, ты тоже не подкачал.
— Я знаю, что сделал этой женщине больно, — твердил Беннет во время обеда. — Она даже стонала. Но я никак не мог найти у нее шейку. У меня на это ушла целая вечность!
— Как хорошо, что мне попалась другая, Ландсманн, — признался Барни. — Мне показалось, ее все это просто развлекало, только что не смеялась. Кто после этого захочет быть гинекологом!
— Перестань, Ливингстон, — возразил Ланс. — Это же были настоящие профессионалки!
— Что ты имеешь в виду? Какие еще профессионалки?
— В следующий раз, когда захочешь кому-нибудь из них провести вагинальное обследование, — пояснил Ланс, — это обойдется тебе в двадцать пять баксов в отеле «Беркли».
— Черил, ты почему мне не сказала, что беременна?
— Хэнк, я сама не была уверена. А как ты узнал?
— Между прочим, это видно по цвету шейки матки.
— Не понимаю: ты злишься потому, что я беременна, или потому, что тебе не сказала?
Он задумался.
— И то и другое, наверное. Скажи, разве нам мало двойняшек? И на что мы будем жить?
— Расходы на новорожденного покроет твоя гарвардская страховка. Какие еще потребуются жертвы?
— Ну ты, возможно, иного мнения, но я считаю жертвой половое воздержание.
— Но, Хэнк, не все же время! Современные акушеры говорят…
— Не надо мне рассказывать, что говорят врачи! Это я и сам могу тебе сказать. И не говори, что после рождения близнецов ты с радостью кинулась в мои объятия. Мне пришлось чуть ли не брать тебя силой!
— Ты хочешь сказать, надо было предохраняться?
— Ну, теперь же в продаже есть таблетки. Эновид, оврал…
— Ты не забыл, что мы католики?
— Перестань, дорогая, мы же в двадцатом веке живем! Готов поспорить, таблетки принимает даже жена президента Кеннеди.
— Как раз сейчас, Хэнк, она беременна.
— Господи, у тебя на все есть ответ, да?
Внезапно по щекам Черил покатились слезы.
— Хэнк, я больше не желаю тебя знать! Ты непрерывно богохульствуешь. Ты на меня без конца орешь. Я думала, что выхожу замуж за святого, а ты превращаешься в монстра!
Он не мог выносить ее слез. Он обнял ее и прошептал:
— Прости. Я просто заработался. Вообще-то это здорово! Может, теперь у нас родится сын.
Барни сидел за учебниками, когда в дверь опять постучали.
— Ливингстона нет, — крикнул он.
— Барни, пожалуйста, впусти меня. Мне надо с тобой поговорить.
Это была Лора. Выражение ее лица соответствовало ее тону. Она готова была расплакаться.
— Прости меня, Барни, я знаю, что уже до чертиков тебе надоела. Но это не терпит отлагательства.
Она вошла. В руках у нее был зеленый портфель.
— Садись, — гостеприимно пригласил Барни, показывая на двенадцатидолларовое кресло, сменившее уже четырнадцать хозяев.
Она помотала головой:
— Я лучше постою, не беспокойся. Я занималась дополнительно в лаборатории и поэтому залезла в почтовый ящик только сейчас. Благородный отец Франсиско Хавьер помогал матери освобождать дом и наткнулся на то, что он называет кладом, — записи отца. Одна из них меня потрясла до глубины души.
— Можно взглянуть?
— Они по-испански. — Она порылась в портфеле и достала плотный конверт, — Прочти первую. Если не поймешь, я тебе переведу.
Она протянула Барни пачку пожелтелых листков в линейку. На первой странице он прочел: «Llanto para un hijo nunca nacido». Он вопросительно посмотрел на Лору.
— «Элегия по нерожденному сыну», — перевела она.
— Это я понял, — тихо сказал Барни. — Я только удивился, что он дал своим фантазиям зайти так далеко.
— Это не было фантазией. Это про мальчика, который не родился, потому что он сделал женщине аборт.
— Твоей матери?
Она кивнула.
— Судя по всему, когда она была ранена, она ждала ребенка. Хотя ни один из них не удосужился мне об этом рассказать. И Луису пришлось пожертвовать ребенком — своим сыном, — чтобы спасти ей жизнь. — Она попыталась сменить тональность и небрежно произнесла: — Довольно безвкусные стишки.
Барни встал, взял ее за руки и подвел к креслу.
— Сядь, ради бога!
— Кастельяно, это же многое объясняет! Не только его навязчивое желание иметь сына, но и то, что твоя мать таит на него какую-то обиду — я это всегда чувствовал! Теперь мы с тобой знаем причину.
— А что толку, что мы знаем? Луису тяжело было сознавать, что я живу, а его сын — нет, а ей тяжело, что я живу, а моя сестра — нет. У меня такое чувство, что я перед ними обоими виновата. Мне хочется выпрыгнуть в окно.
— Ничего не выйдет, Кастельяно. Могу тебе по опыту сказать, что, прыгнув с такой высоты, ты только переломаешь кости и отправишься в психушку. Как профессионал, советую тебе остаться в живых.
— И что сделать?
— Посидеть здесь и поговорить со мной, — спокойно ответил он.
Он подошел к двери, снова повесил на ручку табличку «НЕ БЕСПОКОИТЬ» и вернулся, чтобы в течение трех часов слушать исповедь Лоры.
22
— Сюзи, что с тобой вчера случилось?
Было время завтрака. Сюзан сидела в углу, без аппетита поклевывая слойку с джемом и отхлебывая кофе. На Барни она не смотрела.
