– А нельзя поменять только фамилию?
– Может быть. Там посмотрим.
В общем, заключила Диана, безмерно радостная новость перевесила в душе Анны безмерно плохую новость – что ее жизнь должна встать с ног на голову. И что мы месяцами ей лгали.
– Джеми, – проговорила она.
– Что? – не поняла Диана.
– Мое новое имя. Мне нравится имя Джеми.
Я ждал их в Чикаго.
Машина подкатила к бордюрному камню. Анна выпрыгнула из салона на ходу и угодила в мои объятия.
– Папа… папа… папа… – бормотала она.
– Я тебя люблю, – сказал я. – Я так…
– Ш-ш-ш… – прошептала она. – Ты жив, и все.
Сошедший с рельсов. 49
Наша новая жизнь.
Я вставал в половине седьмого утра и готовил завтрак для Дианы и Анны. То есть для Джеми. Она училась там, где преподавал я. Я сумел записать ее в школу имени Джорджа Вашингтона. Когда директор попросил предъявить аттестат прошлой академической успеваемости Анны, его любимый учитель ответил:
– Нет проблем. Пошлю запрос и через несколько месяцев документ поступит.
Директор сказал: «Прекрасно» – и больше к этой теме не возвращался.
Я разыскал местного эндокринолога – его звали доктор Милбурн, – и Анна смогла продолжать диализ без всякого перерыва. Доктор тоже попросил документы и получил такой же ответ, как и школьные власти. Но его не слишком волновали бумаги. Я дал ему журнал показателей сахара в крови Анны за последние пять лет, он ознакомился и с недавними анализами и обследованиями, этого оказалось довольно. Врач сделал Анне диализ у себя в кабинете, а потом напечатал на портативной машинке предписания, которыми следовало руководствоваться дома. Расходы покрыла моя новая страховка Комитета образования штата Иллинойс.
В Чикаго я нашел аптеку, где продавали специальный, медленно разлагающийся инсулин из свиных клеток: обычный, синтетический, инсулин Анна переносила плохо.
Диана, чтобы поддержать финансовое положение семьи, пошла работать под своим вторым именем – Ким – секретарем на полставки.
Произошла удивительная вещь.
Мы снова стали счастливыми.
Проникались счастьем постепенно, маленькими порциями, пока наконец без всякого страха не заявили: «Да, нам хорошо».
Нам был ниспослан еще один шанс в том, что звалось семьей. И мы ухватились за него обеими руками. Могло показаться, что мы все начали заново: только недавно сыграли свадьбу и полны страстью и надеждой. Да, мы не знали, сколько времени с нами пробудет Анна, но наслаждались каждой минутой, прожитой вместе. Мы утешали, поддерживали друг друга. Молчание ушло из нашего дома, и моя семья превратилась в образец понимания и общения.
У нас с Дианой наладились и интимные отношения. В первую же ночь под новой крышей нами овладела невероятная страсть. Таких ощущений мы раньше никогда не испытывали. Мы мяли друг друга, терзали, потели, а в конце посмотрели друг другу в глаза: неужели это в самом деле мы?
Через два месяца Диана объявила, что забеременела.
– Ты… что? – не поверил я.
– Понесла. Залетела. Забрюхатела. Как по-твоему, сделать аборт?
– Ни в коем случае, – отрезал я.
Когда-то мы намеревались завести второго ребенка, но болезнь Анны переменила наши настроения. Теперь я снова этого хотел – так же сильно, как многого другого.
– Согласна, – улыбнулась Диана. – Я тоже так считаю.
Через семь месяцев у Джеми родился братик. Мы назвали его Алексом. Выбрали имя, памятуя о моем деде Александре.
Первый звонок прозвучал зимой.
Я вышел из роксмановской аптеки с лекарствами для Анны.
Меня повергла в изумление суровость здешнего климата. Сказать, что Чикаго – ветреный город, значит, ничего не сказать.
Студеный город, город ниже ноля, город-льдышка – так было бы гораздо точнее.
На мне были меховая куртка, вязаная шапочка, наушники, теплые перчатки. И все равно я дрожал. На верхней губе выступил иней.
Я направлялся к стоянке, надеясь, что машина, несмотря на мороз, заведется. И вот, обходя аптеку, столкнулся с блондинкой.
