– Тринадцать.
– Неужели?
Он так и не опустил руку. Он продолжал касаться ее волос. Пять секунд, десять, пятнадцать. Анна начала смущенно поеживаться.
– Похожа на мать, – сказал Васкес.
– Спасибо.
– Любишь школу?
Анна кивнула. Ей явно была неприятна чужая рука, но она не знала, как от нее избавиться. Рассчитывая на помощь, дочь посмотрела на меня.
– Давай-ка… – начал я.
– Вы что-то сказали? – повернулся ко мне Васкес.
– Иди-ка ты наверх делать уроки, Анна, – закончил я.
– Беги, дорогая, – согласилась Диана.
– Хорошо, – ответила дочь.
Однако рука Васкеса продолжала лежать у нее на голове, и Анна взглянула на меня уже с мольбой.
– Хорошо, – сказал Васкес, но не шелохнулся.
В комнате повисла неловкая тишина. Так бывает, когда друг дома, подвыпив, целует жену хозяина более страстно, чем позволяют приличия, и хозяин не знает, как поступить: то ли сделать вид, что не заметил, то ли затеять с приятелем драку.
– Мне надо делать уроки, – прошептала Анна.
– Уроки? Ай-ай-ай… Такие симпатичные девочки не должны делать уроки. Пусть за них делают уроки мальчики.
Я обязан был что-то предпринять. Сказать, например: «Будьте добры, уберите свою грязную руку с головы моей дочери, потому что ей чертовски неудобно и она желает уйти. Вы понимаете по-английски, черт вас побери?»
Тишина стала такой, что казалось, лопнут барабанные перепонки.
И вдруг раздался голос Дианы.
– Ей нравится делать уроки самой, – заявила она и прекратила пытку, втиснувшись между дочерью и Васкесом, вытолкнув Анну из круга зла.
Убегая, дочь обернулась на меня. И я прочитал упрек в ее глазах: мол, от такого отца помощи не дождешься. Или мне показалось?
Девичьи ноги застучали по лестнице вдвое быстрее обычного.
Снова воцарилась тишина.
Диана прокашлялась.
– Так что мы решили? Может быть, ты хочешь все обдумать, дорогой? – Впервые ей попался столь антипатичный наемный работник.
– Я быстро управлюсь, – заверил меня Васкес. – Вы же не хотите рисковать жизнями своих близких?
Я почувствовал, как внутри поднялось нечто едкое – одновременно холодное, будто лед, и обжигающее, словно кипяток. Я испугался, что меня вырвет.
– Нет, не хочу. И скоро с вами свяжусь.
– Отлично. Скоро вы со мной свяжетесь.
– Да.
– Чарлз, проводи Рауля, – предложила Диана, явно желая поскорее избавиться от нашего гостя.
Я довел Васкеса до двери, и он, все еще играя роль благодушного трубочиста, протянул мне руку.
– Знаешь, чему меня научили в армии? – прошептал он. – Пока из нее не вытурили?
– Чему?
И Васкес показал.
Одну руку он по-прежнему тянул в дружеском жесте, а другой ухватил меня за яйца. И стиснул пальцы.
У меня подкосились ноги.
– Нам говорили: хватай за яйца. Тогда ум и сердце – твои.
Я попытался выдавить хоть слово, но не смог. И закричать было нельзя: в двадцати футах за моей спиной находилась Диана, не подозревавшая, какую несусветную боль я испытываю.
– Мне нужны деньги, Чарлз.
Глаза мои наполнились слезами.
