Блондинка (наверное, не без помощи «Клерола»[5]). Волосы пышные и кудрявые, так что с ними не справляется белая эластичная лента, повязанная вокруг головы. Темно-карие глаза, которые всегда смотрят на него с любовью. От уголков разбегаются усталые морщинки, словно бороздки от слез. На фотографиях НАСА поверхность Марса изрезана линиями. По мнению астрономов, это высохшие русла рек. «Так и Диана, – подумал Чарлз, – выплакала все».
После ужина все поднялись наверх. Чарлз решил помочь Анне с сочинением за восьмой класс по обществоведению. Тема была «Отделение церкви от государства». Дочь сразу врубила MTV на полную громкость.
– Какие шаги предпринимали Соединенные Штаты для отделения церкви от государства? – спросил Чарлз совершенно серьезно и даже строго, надеясь, что Анна осознает: телевизор необходимо выключить.
Дочь не уловила его намек, тогда он встал перед экраном и заслонил Бритни, Мэнди или Кристину. Анна попросила его подвинуться.
– Сей момент. – Чарлз задергал руками и ногами, изображая испуганного цыпленка. Мол, видишь,
Это вызвало у девочки улыбку. Большое достижение, если учесть, что настроение его тринадцатилетней дочери обычно колебалось от мрачного до совсем угрюмого. И надо сказать, не без причины.
Покончив с сочинением, Чарлз чмокнул Анну в макушку, и дочь проворчала то ли «спокойной ночи», то ли «пошел на фиг».
А он отправился в спальню, где под одеялом лежала Диана и притворялась спящей.
На следующее утро он столкнулся в лифте с Элиотом.
– Могу я кое о чем спросить? – начал Чарлз.
– Разумеется.
– Ты знал, что они явились с намерением отстранить меня от дела?
– Я знал, что они пришли с претензиями по поводу рекламы. А то, что тебя отстранили, свидетельствует о серьезности их претензий.
– Я спрашиваю, ты знал, что назревало?
– Зачем?
– Что «зачем»?
– Зачем тебе знать, был я в курсе или нет? Какая тебе разница, Чарлз? Назрело, и все.
Двери лифта раздвинулись. На этаже стояла Мо с двумя блокнотами и новым творческим режиссером проекта.
– Вы вниз? – спросила она.
Сошедший с рельсов. 6
– Лусинда, – проговорил он. Или, скорее, проскулил.
Так, по крайней мере, показалось ему – звук, подобный тому, что издает собака, когда ей наступают на хвост.
Она снова оказалась в поезде.
Чарлз не заметил ее, когда садился. Развернул газету и моментально погрузился в мир спорта: «Тренер Фэссел сокрушается по поводу недостатка напора четверки своих нападающих в прошлое воскресенье…»
Но вот опять возникла черная туфелька на каблучке-шпильке, и точно клинок нацелился в его сердце. Чарлз поднял глаза и обнажил для удара грудь.
– Лусинда…
Секундой позже ее идеальное лицо переместилось в проход, и она уставилась на Чарлза сквозь очки в черной оправе – а ведь в прошлый раз на ней не было никаких очков, он это точно помнил. Ее улыбка вспыхнула, словно прожектор, в полный накал. Нет, скорее, как матовая лампа, мягкий свет которой скрадывает контрасты, и от этого все выглядит красивее, чем есть на самом деле. Лусинда сказала:
– Привет.
Это сладостное слово прозвучало вполне искренне – женщина, казалось, обрадовалась ему. Хотя их свидание состоялось на три дня позднее и на четыре ряда дальше, чем предполагалось.
– Почему бы вам не перебраться ко мне? – поинтересовалась она.
В самом деле, почему бы и нет?
Она поджала свои несусветно длинные ноги, чтобы его пропустить.
– В самое время. А то я собиралась заявить в полицию о краже девяти долларов.
Чарлз улыбнулся:
– Я искал вас на следующий день по всему поезду.
– Рассказывайте!
– Нет-нет, правда.
– Я шучу, Чарлз.