А босс – Рауль Васкес.
– И где же ваш босс?
Роза пожала плечами:
– Не появлялся. А что?
– Да так. – Они не знают, догадался я. Его бумажник у меня. В отеле он не регистрировался. Опознать его некому. И родственников нет, чтобы объявить о пропаже.
– Ты женат? – спросила Роза.
– Нет.
Я пытался соединить детали и представить, с чего все началось. Несчастные «мокрые спины» бежали в этот клуб от одиночества, а «хозяйки» смотрели на них свысока. Лусинда тоже была «хозяйкой». Вот откуда у нее легкий акцент. Но Лусинда не долго оставалась в «хозяйках». Она, поманив тощим задом, заарканила Васкеса. Я его понимал. Лусинда была не похожа на остальных. Она напоминала женщину из тех, кого в небоскребах делового центра дешево покупают, да дорого продают. Вот на таких-то и пялятся поверх газет пассажиры утренних электричек.
Интересно, чья это была идея – его или ее? Кому пришла в голову светлая мысль? Кто увидел новые возможности за пределами унылого ночного клуба?
– Ты не пьешь, – заметила Роза. – А у нас такие правила: разговаривать только с теми, кто заказывает выпивку.
– Я закажу еще, – пообещал я, и она улыбнулась.
Наверное, идея все-таки Диди. Она поняла, как до смешного просто охмурять оторванных от дома работяг. И решила, что такие фокусы нетрудно проделывать и с ребятами вроде меня. Женатиками, которые мечтают смыться на другую планету от домашних проблем. Которые жаждут с кем-нибудь поговорить по душам. Которые имеют настоящие деньги.
Бармен подал очередную порцию текилы. Я открыл бумажник, собираясь расплатиться.
Роза заметила мое новое водительское удостоверение:
– Уиддоуз? Что это за фамилия?
Да, в этот вечер я стал новым человеком. Чарлз Шайн умер.
– Обычная фамилия, – ответил я.
– Не угнетает? Звучит почти как «вдова»[53].
– Зато пишется по-другому.
– Ну хотя бы, – посерьезнела она.
– Где у вас туалет? – спросил я.
– Вон там. – Роза, фыркнув, махнула рукой в глубь помещения. – Хотя большинство ходят в переулок. В четыре утра там ужас что творится. Ни к чему не приучены.
– Я воспользуюсь туалетом.
– Давай.
Я поднялся из-за стола и медленно прошел мимо колумбийцев, мексиканцев, доминиканцев и перуанцев с их «хозяйками». Каждый мужчина, навалившись грудью на стол, увлеченно лопотал на малоразборчивом испанском, нимало не заботясь, понимает его женщина или нет. И я подумал, что мои беседы с Диди очень напоминали эти.
Я открыл дверь с надписью «Hombres»[54]. В туалете перед унитазом стоял на коленях человек. Мне в нос ударил запах блевотины.
Я заперся в кабинке, где был расписан каждый дюйм стен. В основном по-испански, но встречались и английские изречения.
Сел на унитаз, вздохнул и задумался. Кроме двух дверей – в женский туалет и мужской, я заметил третью. В кабинет Васкеса?
Я дождался, пока страдалец уйдет, и выглянул в коридор. Никого. Я направился к третьей двери.
Она оказалась незаперта. Ржавые петли скрипнули. Я замер – сердце подкатило к самому горлу.
Но никто не ринулся меня ловить – всё заглушали бьющие из зала мотивы сальсы. Я вошел в кабинет и закрыл за собой дверь.
В комнате было темно. Я пошарил рукой по стене и нашел выключатель.
Свет подтвердил мою догадку. Я попал в его кабинет. Стол, вращающийся стул, продавленный диван и ящик с папками.
Я вспомнил бармена за стойкой – как он пристально посмотрел на меня, когда я направлялся в уборную. Жилы на шее напоминали толстые веревки.
Я скользнул глазами по стенам. Только панели под дерево и ни малейшего намека на сейф. Даже ни одной картины, за которой мог прятаться металлический шкаф. А ведь цифры на визитке – это комбинация замка. Значит, должен быть сейф – здесь или где-нибудь еще. Васкес умер, но я хотел вернуть свои деньги.
На стене висел календарь. Я отодвинул его. Пусто. За дверью послышались шаги – я затаил дыхание. Хлопнула дверь туалета, шаги стихли.
Ящик для папок оказался на замке. Зато стол был не заперт. И там, в глубине, хранилась кипа пожелтевших вырезок. Сверху – старая обложка «Ньюсдей». «Пассажир выпрыгнул из поезда на Лонг-
