Но не только пытка. В конце девятнадцатой главы появилась фраза:
«Пора бы нам повидаться, как считаешь?»
Написано бурыми чернилами. Только это были вовсе не чернила, а кровь – чтобы меня напугать.
И я согласился: пора. Хотя у меня тут же вспотели ладони, а воротник стал тесен, как удавка.
Автор не занимался в моем классе. Теперь я это знал.
Листки на столе оставлял посыльный.
Через несколько занятий я встретился со своим мучителем.
Я отпустил класс, но кто-то остался в заднем ряду.
Я поднял глаза. Он сидел и улыбался.
Малик эль-Махид. Таково было его мусульманское имя.
Лет двадцати пяти. Черный. Приземистый, широкий в плечах. И весь в татуировках.
– У вас ко мне дело? – спросил я, хотя прекрасно понимал, что последует дальше.
– Ну как рассказик, пока нравится? – улыбаясь спросил он.
– Это ты приносишь текст?
– Точно, шеф.
– От кого?
– Что значит «от кого»?
– Кто дает тебе эти главы?
– Хочешь сказать, это не я пишу?
– Да. Именно это я и хочу сказать: пишешь не ты.
– Попал в точку. Не я.
– Тогда кто?
– Сам знаешь, шеф.
Я знал.
– Теперь он хочет с тобой встретиться. Ты как?
«Теперь он хочет с тобой встретиться».
– Хорошо, – ответил я спокойно, как только мог.
Но, собирая со стола бумаги, заметил, что у меня дрожит рука. Зажатые в пальцах листы трепетали на глазах у Малика. И сколько я ни приказывал руке угомониться, она меня не слушалась.
– На следующей неделе, – сказал Малик. – Пойдет?
Я ответил, что на следующей неделе будет в самый раз.
Но мне необходимо вернуться к рассказу.
Объяснить, что произошло дальше.
Сошедший с рельсов. 42
Когда я достал из-под кровати пистолет, мир взорвался. Закончил свое существование.
Вспыхнул свет, полыхнуло жаром, земля разлетелась на клочки, и все стало черным.
А потом я очнулся.
Открыл глаза и подумал, что умер.
Васкес меня убил. Я умер и теперь на небесах.
Только я оказался не на небесах.
Потому что я провалился в ад.
Возьмите «Ад» Данте и спускайтесь прямо в шестой круг. Черные клубы серного дыма. Кошмар горящего масла. Крики агонии. Я открыл глаза, но ничего не увидел. Несмотря на то, что все еще было утро, для меня наступила ночь.
Я сообразил хотя бы это. Каким-то образом восьмой этаж отеля «Фэрфакс» превратился в подвал.
На дворе стояла весна, а в комнате валил снег (пыль от штукатурки, как я понял, когда снежинка попала мне на язык). На левом бедре у меня лежал кондиционер.
Вот что я знаю теперь, но о чем не догадывался тогда. Знаю из газет, телепередач и собственных немногочисленных воспоминаний.
Напротив отеля «Фэрфакс» располагался женский оздоровительный центр, в нем, кроме всего прочего, делали аборты на федеральные средства. Некоторым личностям этот центр казался не медицинским учреждением, а фабрикой смерти.
К таковым и принадлежал оклахомец, воинствующий христианин, приверженец организации «Право на
