ушах стоял звук металла, падающего на землю.
«Ну, это было просто ужасно! Кто учил тебя ездить на велосипеде, как — там — тебя — зовут?»
Я проигнорировала голос и легла на спину, устремив взгляд в небо. Оно было безоблачным и голубым. Я повернула голову и увидела только траву и цветы, колышущиеся на ветру. Я встала и осмотрелась. Я оказалась посреди поля красных цветов. Поле было таким огромным, что, даже взглянув назад, вдоль следа от колёс мотоцикла, я не смогла разглядеть свою деревню. Но на мгновение я вернулась назад, к путешественнику, оставшемуся там, на заднем дворике нашей гостиницы, с ножом в сердце, умирающему.
«Кино».
Так я прошептала. Странно, но мне не было грустно. Я больше не могла плакать. Я выплакала все слёзы, что у меня были. Но и счастья я не чувствовала. Я просто стояла, оцепенев.
«Эй!»
Так сказал голос, раздавшийся около моих ног. Я посмотрела вниз и увидела мотоцикл, лежащий на боку.
«Я сказал, что это было просто ужасно!»
«Что?»
«Твоё вождение, вот что. Тебе не составит большого труда поставить меня?»
Такой же странный, как и показалось раньше — вот неожиданность — голос исходил от мотоцикла Кино.
«Мотоцикл? Это ты?»
«Конечно я! Здесь же больше никого нет, разве не так?»
Так сказал голос немного рассерженно.
Вокруг действительно никого больше не было. Мы были одни посреди поля красных цветов.
«Точно, извини».
«Мне не нужны твои извинения, маленькая девочка, мне нужно, чтобы ты поставила меня. Пожалуйста».
Так добавил мотоцикл просящим тоном.
Я решила, что этот тон более приятный, чем тот, которым он требовал. Я сделала так, как он и просил. Наклонилась, упёрлась грудью около сиденья и подняла его, приложив все силы.
Мы раздавили изрядное количество красных цветов.
Я поставила ногу сверху на подножку и надавила вниз, потянув мотоцикл вверх. Он сдвинулся немного назад, встал на подножку и больше не опрокинулся, когда я его отпустила.
«Спасибо».
Так он сказал.
«Пожалуйста».
Так я ответила.
«Ещё немного и всё бы кончилось плачевно».
В его голосе чувствовалось облегчение.
Я не сразу поняла, о чём он говорит. Затем я вспомнила солнечный луч, блеснувший на лезвии разделочного ножа. Это было так, словно я наблюдала со стороны за тем, что происходило с кем — то другим. Так, словно я уже не была маленькой девочкой из моей деревни.
«Спасибо, что спас меня».
Так я сказала автоматически. Мотоцикл ответил:
«И тебе тоже. Если бы я остался там, кто знает, что случилось бы со мной? Я рад, что ты отвезла меня сюда, Кино».
«Как ты только что меня назвал?»
Так я спросила.
«Кино».
«Почему?»
«Совсем недавно я спросил, как тебя зовут, и ты сказала 'Кино'».
«Но я…» — я начала произносить своё имя, но оно больше не было моим. Это было имя ребёнка, который жил в той деревне, не имея ни малейшего представления о мире. Который верил, что должен пройти операцию, когда ему исполнится двенадцать, чтобы стать 'настоящим взрослым'». Этот ребёнок умер сегодня, а может быть, он просто повзрослел, своими силами. Как бы то ни было, но этой девочки больше не существовало.
Я сделала шаг к мотоциклу и сказала:
«Я Кино. Хорошее имя, правда?»
«Да, мне нравится. Скажи, а как меня зовут? У меня есть имя? Я не помню».
Я вспомнила имя, которое выбрали я и другой Кино.
«Гермес. Тебя зовут Гермес. В честь старого друга того… кто умер».
«Хм… Гермес. Не плохо».
Так сказал Гермес и повторил своё имя ещё несколько раз с явным удовольствием. Затем спросил:
«Что дальше, Кино? Что будем делать? Куда направимся?»
Мы стояли там, в центре красного моря, мягкое благоухание цветов и травы разливалось вокруг нас. У меня не было ответов на его вопросы, и он их тоже не знал.
Так мы и начали своё путешествие, ничего не зная и не имея ни малейшего представления, куда нам направиться.
Глава 6
Мирная страна (Материнская любовь)
Кино и Гермес мчались сквозь коричневую пустошь. Справа стеной стояли горы и слева стеной стояли горы. Лишённые растительности и, казалось, дрожащие под серо — голубым небом. Дорога была такой же бесконечно — коричневой, как и сама пустошь, и если бы не большие бочки, время от времени попадавшиеся на обочине, то дорогу вообще невозможно было бы различить.
Кино раздражала эта часть их путешествия, она хотела быстрее оставить её позади. Так сильно, что она гнала Гермеса на последней передаче, несмотря на неровности дороги. Они поднимали такое облако пыли, что она не могла разглядеть дороги позади них в зеркало заднего обзора. Но это было даже лучше — там нечего было разглядывать.
Багажник Гермеса был забит их пожитками. Кино купила спальный мешок и большую крепкую сетку, чтобы привязывать вещи. И ещё новую серебряную чашку, бока которой отражали солнце и небо.
Было прохладно, поэтому Кино была одета в своё длинное коричневое пальто. Уши её шлема были опущены и завязаны под подбородком. Лицо ниже защитных очков — щёки, губы и подбородок — были такими холодными, что выражение её лица казалось вмёрзшим в кожу. Она могла только надеяться, что лицо всё — таки оставалось милым.
Они миновали ещё одну разукрашенную бочку, когда Кино заметила что — то новое на обочине дороги. Она снизила скорость. Когда облако пыли, танцевавшее сзади и вокруг них, значительно поредело, она остановила мотоцикл, слезла и немного прошла от дороги, чтобы исследовать то, что издалека казалось штабелем сухих веток, почти утопающем в пыли.
Когда она подошла ближе, то увидела, что штабель сложен вовсе не из сухих веток. Она остановилась и невольно попятилась назад.
«Что там?»
