Воображение неторопливо рисовало картину.
Вечер. В землянке слабо светит коптилка. Всюду разместились партизаны: один чистит оружие, другой чинит сапог, а этот… А этот полулежит на нарах и пишет письмо жене. Он сильный, высокий, похожий на Александра Пархоменко. Такие никогда не отступают. Он давно не видел Таню и сына Павлушу. И теперь хочет им многое рассказать. Но вдруг по лагерю раздается сигнал. Все вскакивают, лязгает оружие, люди выбегают из землянок. И отряд уходит в ночь, в тайгу. А неоконченное письмо остается лежать в коробочке десятки лет…
Вася хочет продлить в воображении поход отряда, но слышит изумленные возгласы друзей и, глубоко вздохнув, оборачивается. Лева и Миша впились глазами в небольшую пожелтевшую фотографию, выпавшую из другой бумаги.
— Папка! — воскликнул ошеломленный Миша. — Как он сюда попал!
С пожелтевшей фотографии, чуть-чуть улыбаясь, смотрел веселый, в папахе с лентой, дядя Павел. Лева пожал плечами:
— Ничего не понимаю…
— Какой же это дядя Павел! — произнес Вася, взглянув на бумагу, из которой выпала фотография. — Слушайте, что тут написано:
Затем стояли неразборчивые подписи председателя и секретаря.
— Мой дедушка! — Воскликнул Миша. — Борков Степан Иванович! А мой папа — Павел Степанович. Дай-ка фотографию скорей. — И Миша еще и еще раз всматривался в черты лица своего деда, которого ни разу не видел. — На папку похож — не отличишь!
Лева сдвинул шляпу и почесал затылок.
— Да… Вот ведь как совпало, капитан. Значит, и письмо написано им?
Лева снова развернул лист и медленно прочел:
— Конечно, «Павлуша» — это дядя Павел.
Ребят настолько захватило новое открытие, что они совершенно забыли, где находятся и зачем пришли сюда. Перед ними открывался другой мир, другие люди.
Внезапно, над самой головой, прогрохотал гром.
— А дождь-то все льет, — спохватившись, произнес Лева. — Как же мы пойдем дальше?
— Будем ждать. Ничего не поделаешь, Лев…
К неизвестному треугольнику
Дождь перестал только ночью. Вася, несмотря на то, что находился в сухой и теплой землянке, спал беспокойно: ворочался, вставал, подбрасывал ветки в печурку и снова ложился. Кузька не отходил от Васи.
Над бором шумел ветер. Вася вылез из землянки. Небо очистилось от туч, ярко сверкнули звезды. Подувал свежий ветерок. «Завтра, пожалуй, солнышко будет», — подумал Вася.
Кузька прильнул к его ногам и вдруг остервенело залаял.
— Ты чего, дуралей? Идем-ка в землянку.
Но в тот же миг Вася заметил в кустах два зеленых немерцающих огонька.
Волк? Мальчик застыл на месте и с захолонувшим сердцем смотрел в немигающие глаза не в силах оторваться от них. Огоньки переместились, а потом скрылись. Вася с ужасом увидел удлиненное гибкое тело зверя. Рысь!
Медленно, еле передвигая ноги, Вася попятился назад. Широко открытые глаза его, так же не мигая, смотрели в сторону зверя. Еще шаг, и мальчик кубарем влетел в землянку. А наверху в этот миг раздался короткий и тоскливый визг Кузьки.
— Ребята, вставай, — закричал Вася. — Рысь!
Друзья вскочили, но спросонья ничего не понимали.
— Что, Василь, что случилось? — спрашивал Миша, оглядываясь по сторонам.
— Рысь напала. Кузьку утащила.
— Кузьку? — У Миши задрожали губы, а Лева отошел подальше от входа.
— Значит, здесь не так уж безопасно, капитан, как ты говорил.
— Я не говорил, — сердито возразил Вася. — Я говорил, что медведей нет.
— А, может, и медведи есть?
— Не знаю.
Веселого корабельного пса не стало. Всем было жаль его. Ребята в дни путешествия так привязались к Кузьке, что его гибель произвела на них гнетущее впечатление. Мальчики кое-как заложили вход в землянку и уже не спали до самого утра, чутко прислушиваясь, не пришла ли снова ночная гостья.
Утром, когда взошло солнце и в бору стало светло и даже весело, беспокойство у ребят рассеялось. Но осталась скрытая боязнь перед грозным молчуном-бором. Теперь каждый шорох заставлял ребят настораживаться.
Оставив в землянке пушечный ствол, забросав сучьями вход, ребята молча двинулись на вершину Лысухи. Отсюда они снова увидели бархат все того же бесконечного бора.
Лева попросил у Васи компас, достал карту.
— Давай-ка прикинем, куда нам идти теперь.
— Двести семьдесят… Ну-ка, где эти двести семьдесят, Лев?
Лева махнул рукой влево.
— Там!
Путешественники до боли в глазах осматривали горизонт, но никакой высотки, никакого другого приметного места не обнаружили — лес и лес.
— Дрянь дело, капитан. — Лева снял очки и протер их. — Идти наугад, без ориентира, плохо. Если бы знать конечную цель!
— А это не цель? — ткнул Вася пальцем в карту, где был обозначен треугольник.
— Цель. Но какая: холм, дерево, дом, овраг или еще что? Как мы узнаем?
— Да… Вот бы разгадать что значит «Бе мен»! Тогда уж наверняка бы знали, куда идти.
И снова, как раньше цифры, в головах ребят засели обрывки этих непонятных слов.
— «Бе мен», — твердил Лева.
— «Бе мен», — вторили ему Миша и Вася. Но смысл таинственных слов не прояснялся.
— Идем, ребята, вперед, — решительно встал Вася. — Найдем, так найдем, а нет — домой!
Это было разумное предложение. Лева сверил по компасу новое направление, и отряд двинулся в путь к неизвестному треугольнику.
Бор оставался все таким же густым и трудно проходимым.
— Я бы сейчас с удовольствием походил по полю, — вздохнул Миша. — Надоел бор.
— И мне тоже, — живо откликнулся Лева. — Ободрался весь…
Что и говорить, вид у всех троих был аховский. Одежда помятая, грязная, изорванная, руки и лица в царапинах. Миша умудрился даже выдрать клок рубашки на животе, Вася зацепился за сук и продрал рукав
