— Больше ничего не надо. У дедушки есть все: и пила, и молоток, и гвозди.
— А вар? Чем щели-то заливать будем?
Вася вскинул на Леву глаза.
— Чудак! Да этого добра у деда полно.
И вот теперь недалеко от воды горел костер, на треноге висел небольшой котел с бурлящим варом. Стружки, щепки и опилки устилали некогда зеленую поляну. А над всем этим мусором возвышался на чурках «Открыватель». Нет, он еще не был готов, но уже имел внушительный вид. Грязь с него была тщательно очищена. Вася конопатил щели, заливал их варом.
Лева сколотил из фанеры и жести рубку. Хотя она получилась жидковатой и качалась даже от легкого нажима, но Лева был доволен своей работой. Как-никак, его первое в жизни плотницкое сооружение. Совсем неважно, что руки у него были исцарапаны, ладони покрыты водянистыми мозолями, лицо стало черным от копоти, поднимавшейся от костра.
Полюбовавшись рубкой, Лева подошел к Васе. Тот ловко забивал паклю в щели. За эти горячие дни Лева еще лучше узнал и сильнее полюбил своего друга. Без Василя им сроду бы не справиться с ремонтом «Открывателя».
Вася законопатил последние щели, выпрямился, посмотрел на костер.
— Михаил, куда ты опять делся? Подбрось-ка дров, сейчас заливать будем.
Миша медленно вышел из-за деревьев с рогаткой в руке: он только что, сидя под сосной, пытался расстрелять подлетевшую сороку.
— Отдохнуть не дают. Знал бы, не связывался с вами. Вместо путешествия каторга какая-то. На черта эта лодка сдалась, лучше бы пешком…
— Ну, снова заныл, — досадливо прервал его Вася. — Неси дрова быстрей.
Вася окунул в вар тряпку, намотанную на палку, которую он называл квачом, и стал замазывать про конопаченные щели. Действовал он уверенно. Ему не раз приходилось помогать дедушке в подобном деле.
И вот работа закончена. «Открыватель» гордо блестел своими черными боками.
— Можно уже плыть, — удовлетворенно произнес Вася. — Ни капли воды не просочится! Теперь мачту да парус…
— Давай, Василь, мы с тобой рубку и мачту установим, а Мишка сошьет парус?
— Я? Шить парус?! — вскричал Миша. — Тоже сказал! Что я, девчонка?
— По-твоему, одни девчонки шьют, да? Раньше все матросы умели шить паруса.
Миша молчал, покраснев от обиды. Он был согласен делать все, что угодно, но только не шить из тряпок этот проклятый парус.
— Не буду, — пробурчал он. — Сами шейте.
Лева возмутился.
— Почему мы должны шить, а ты не должен? Ведь за нас никто не сделает.
— Не буду, — упрямо твердил Миша.
— Эх, ты! — тихо произнес Лева. — Видел, как Василь работал? У него все руки в ожогах. Если бы не Василь, лодки у нас не было.
— А мне она не нужна, — зло крикнул Миша. — Делайте сами и плывите. Плюю я на вас и на вашу лодку!
— Ну и катись отсюда!
— И уйду! Плакать не буду!
И Миша торопливо пошел по направлению к Майскому, Лева и Вася некоторое время сидели молча. Потом Лева сказал:
— Он нам все дело испортит.
— Ты думаешь, расскажет о тайне?
— А что? Возьмет да и сболтнет. Я говорил, не надо с ним связываться.
— Да-а… — неопределенно протянул Вася. — Ну и черт с ним! Давай мачту делать. Уплывем завтра. Будь, что будет.
Сюрприз дяди Феди
Миша кипел, как котел на огне.
«Я вам покажу, — мысленно грозил он. — Попомните еще меня. Возьму и расскажу, что вы хотите плыть на полуостров. Тогда узнаете!»
Распаляясь все больше, он шел, не видя вокруг себя ничего. Но когда пришел домой, злость улетучилась. Это удивительно, но у него даже обиды не осталось ни на Васю, ни на Леву. Напротив, в сердце закралась непонятная тревога. И чем сильнее старался Миша заглушить ее, тем шире она росла в нем.
— Ты что такой кислый, — спросил отец. — Обидели тебя, что ли?
— Не-ет… — протянул Миша и сказал невпопад: — Есть хочу.
Павел Степанович засмеялся.
— Действительно, важная причина для плохого настроения. Мать, накрывай стол.
Павел Степанович только что вернулся из школы, в которой работал директором. Здание школы в это лето капитально ремонтировали, и Павел Степанович по целым дням пропадал там.
Все сели за стол.
— А Лева где? — спросила мать.
— У Васьки-бакенщика. Они на рыбалку пойдут, — соврал Миша.
— А ты чего отстал?
— Так…
— Ну и ну! — Павел Степанович почесал затылок. — В кого только ты уродился такой? В твои годы меня, брат, домой не затащить было…
Обедал Миша без обычного аппетита. Ссора с друзьями не выходила из головы. Как он ни крутил, получалось, что сам виноват во всем. И от этого становилось еще горше.
«А зачем они меня заставляли шить парус? — оправдывал себя Миша. — Сами бы и шили. Я же не умею». Но тут он подумал, что Вася и Лева тоже не умеют. А парус все-таки нужно шить. Не попросишь же Васькину бабушку или маму. «Не возьмут они меня с собой. Уедут, а я буду здесь болтаться один. Без меня тайну раскроют. Что делать?»
У Миши даже слезы появились на глазах, так ему стало досадно.
Он ходил по комнате до тех пор, пока глаза не остановились на малюсенькой подушечке, которая висела на стене. В нее было воткнуто несколько иголок. Миша подошел, вынул иголку с ниткой, осмотрел ее так, словно до этого никогда не видел. Потом отыскал два лоскуточка. Оглядываясь на дверь, торопливо принялся сшивать их. Игла не слушалась, нитка извивалась и путалась, шов не получался. Больно уколов палец, Миша с раздражением бросил это занятие.
«Не возьмут с собой, уедут одни», — в десятый раз мелькнула горькая мысль и снова заставила думать о примирении.
Уже вечер пришел, а Миша все размышлял, размышлял. Внезапно лицо его прояснилось. Он ударил по столу кулаком.
— Нет, возьмут! Обязательно!..
Утром Миша бегом направился на другой конец села, к дяде Феде, старый приземистый домик которого находился у самого бора. Мише много раз приходилось бывать здесь. Он уверенно открыл калитку, вошел во двор и увидел дядю Федю. Тот, сидя на низеньком стульчике, вязал сеть.
— Здравствуйте, дядя Федя! Я к вам.
— Здравствуй, здравствуй, Михаил Топтыгин. Садись, если ко мне.
Дядя Федя показал на чурбак. Разговаривая, он продолжал свое дело: челнок так и мелькал в руках.
