Кучер щелкнул кнутом. Карета тронулась. Перетта махала носовым платком из окна кареты, и крестьяне селения удивленно смотрели на богатый экипаж, который, утопая в пыли, увозил Перетту в далекий путь.
Глава V,
в которой подтверждается, что Фанфан не только жив, но делает все возможное, чтобы покрыть себя славой
Полку Рояль-Крават не пришлось долго засиживаться в казарме. Однажды он получил приказ отправиться в неизвестном направлении. Сразу после этого бригадиры и ефрейторы свернули свои шинели и получили новое обмундирование и патроны.
Полк был в возбуждении. Звуки труб перекрывали цоканье подков выводимых во двор лошадей и топот солдатских сапог. Раздавались короткие команды. Денщики, таща тяжелые походные кухни, торопились к фургонам, крытым железом.
Фанфан-Тюльпан радостно слушал шум отправления полка, и это отвлекло его от мрачных мыслей по поводу молчания Перетты. Отбытие происходило на утренней заре: это был исход, ведущий под звуки медных тарелок и труб либо к славе, либо к смерти.
Юный кавалерист вскочил на крупного коня, которому капитан дал имя Марс в честь бога войны. Всадник и конь составляли красивую пару.
Фанфан, в соответствии с приказом, начистил пряжку на ремне и довел до блеска упряжь; его сапоги с раструбами, тоже начищенные, плотно облегали ногу, шпоры блестели, а конь нетерпеливо топтался на месте в такт военной музыке.
Несмотря на ранний час, улицы городка были полны женщин: они бросали солдатам цветы и посылали им воздушные поцелуи. Фанфан поймал на лету розу, брошенную ему прачкой с хорошенькой, свежей мордашкой, и сунул ее в угол рта, вспоминая о своем уходе из Фикефлёр и о той, которую он там оставил.
Молодой лейтенант ехал впереди взвода. В хорошо сшитом мундире из тонкого сукна он тоже выглядел весьма привлекательно, и девицы усердно бросали ему умильные взгляды.
Этот нарядный офицер был не кто иной, как Робер Д'Орильи. Под тягостным впечатлением от смерти отца он, впервые в жизни поняв все безобразие своего поведения и твердо решив искупить грехи военными подвигами, выхлопотал себе честь быть определенным на службу в полк Рояль-Крават, где жаждали приобрести военную славу самые громкие имена во Франции.
Он был верен клятве, данной отцу, твердо решил выполнить его волю и не жалел усилий, чтобы найти брата, о существовании которого отец рассказал ему перед самой смертью. Но, — ясно, по какой причине, — поиски его были напрасны.
Перед тем как отправиться на войну, Робер дал Тарднуа, которому полностью доверял, общую доверенность на право, в случае его смерти, распоряжаться всем его состоянием и поручил заняться розысками второго сына маркиза, пообещав управляющему солидное вознаграждение, если его поиски увенчаются успехом.
Не стоит объяснять, что старый мошенник и не пытался ничего предпринимать.
А пока два брата по велению судьбы ехали верхом бок о бок, ни на минуту не подозревая, какие узы их связывают, но оба равно воодушевленные желанием храбро сражаться и прославить свое имя, один — ради чести своего рода, другой — из любви к Перетте.
Вскоре последние домики Венсена расплылись в утренней дымке. Музыка смолкла. И только стук копыт по мощеной королевской дороге сопровождал движение полка, во главе которого ехал рысью полковник, окруженный свитой. После вечернего привала он выстроил свой эскадрон как для парада. Затем с дрожью в голосе прочел приказ маршала Мориса Саксонского, главнокомандующего северными армиями, в котором говорилось, что английские войска заняли Фландрию, его величество король Людовик XV объявил войну английскому королю и рассчитывает на доблесть и мужество своих войск, которые должны выдворить врага с занятой им территории.
Фанфан слушал приказ, не отрываясь. Вдруг он мысленно увидел, что атакует англичан и приносит маршалу целую охапку знамен. В это время был дан приказ спешиться, но юный кавалерист, погруженный в свои мечты, ничего не слышал.
— Ты что, замечтался, что ли, ветрогон? — рявкнул на него ефрейтор, таща за собой его усталого коня. — Не видишь, что твоя лошадь помирает от жажды и давно пора ее напоить? Вот погоди, лейтенант отсчитает тебе пятнадцать дней гауптвахты, тогда очнешься!
— Хорошо, хорошо, — ответил Фанфан, — иду!
За несколько минут был раскинут лагерь. Денщики уже привязывали к копьям веревки, поддерживающие украшенные королевскими лилиями офицерские палатки. Фанфан-Тюльпан, отводя лошадь к водопою, восхищался удобством и роскошью, которыми блистали походные жилища родовитых офицеров, и не мог удержаться от завистливого взгляда на лейтенанта Д'Орильи, с которого денщик снимал сапоги. Его душу наполнило сознание своего жалкого положения, но оно быстро рассеялось в шуме, производимом множеством людей и лошадей, двигавшихся туда-сюда, и живописной толпой.
Полк Рояль-Крават достиг Фландрии через Ла-Фер, Сент-Капитэн, Валансьен. Новости о продвижении англичан заставляли спешить. Казалось, приближение боев опьяняло полк подобно тому, как пахнущий солью воздух, по мере приближения к желанному берегу моря, щекочет ноздри и заставляет вас подгонять коня.
Население приветствовало полк Рояль-Крават, который двигался в мерном ритме на своих полутора тысячах лошадей, по всему его пути. В Валансьене на всадников обрушился целый дождь из роз, и Фанфан, сияя от гордости, в военном головном уборе, увитом цветами, думал:
— Ах, если бы Перетта видела меня сейчас! Как бы она гордилась мной!
Кампания продолжалась недолго. Морис Саксонский бросил на врага свои дивизии со скоростью гранаты. Поддержанные артиллерией и кавалерией, французы взяли в окружение Менен, Ипр, Куртрэ, Кармиз, и вот воды Изера уже освежали крупы французских коней.
Фанфан в своем боевом крещении проявил замечательную ловкость и отвагу. Сжимая ногами бока лошади, он первый мчался в атаку, с гордой улыбкой бросался в самую гущу драки и ударами сабли крушил англичан, падавших пачками на фламандскую землю. Он орудовал длинной саблей с силой и сноровкой старого опытного бойца, разя и протыкая тела врагов так, как его учил Бравый Вояка. Небольшой рост и вес отлично помогали ему; он ловко управлял лошадью, ускользая от вражеских ударов благодаря быстроте маневра. Он всегда был бодр, несмотря на усталость и мучительную жару, когда жгучие лучи июльского солнца прогревали плотное сукно мундиров, и заслужил симпатию и уважение соратников, которые уже совсем не смотрели на него как на новобранца.
А по вечерам, когда лагерные костры разгоняли ночную тьму колеблющимися языками пламени и становилось прохладно, Фанфан, стоя перед распростертыми на траве солдатами, еще находил в себе силы чистым и громким голосом выводить куплеты всеми любимой песни:
И все дружно подхватывали припев.
Д'Орильи тоже великолепно вел себя в бою. Много раз он выказывал такую дерзость, что полковник даже выговаривал ему за полное отсутствие осмотрительности и благоразумия.
— Полковник, — отвечал ему Робер, — если мой отец смотрит на меня с небес, он должен быть доволен, видя, что ветер, поднимаемый ядрами, развеивает мои прошлые ошибки!
Фанфан слышал этот смелый ответ. Он восхищался храбрым офицером, как и тот, в свою очередь, весьма симпатизировал новобранцу, который вел себя под огнем ничуть не хуже любого ветерана. Услышав разговор Д'Орильи с полковником, Фанфан проворчал про себя:
— Я постараюсь драться еще лучше!
Ему было суждено отличиться среди всех.
Во время взятия Ипра полк Рояль-Крават находился за маленькой деревней Юлько. Английский полк, Десятый Йоркширский, под командой герцога Йоркского, угрожал правому крылу войска маршала Саксонского. Поддерживали атаку англичан две тяжелые восьмидюймовые мортиры, которые сильно мешали французской гвардии. С нарочным командование полка Рояль-Крават прислало кавалерии приказ во что бы то ни стало подавить пушки и соединиться с пехотой. Под выстрелами эскадроны кавалеристов тайно
