По знаку корнета Пассепуаль и Бек-а-Буар вышли из рядов и присоединились к Бравому Вояке; они направились к столбу, у подножья которого плашмя лежал Фанфан, уже покрытый большим темным плащом, — об этом успел позаботиться старый солдат. Они вместе подняли тело и, предводительствуемые Бравым Воякой, перенесли его в повозку кузнеца, уже стоявшую в нескольких туазах от них. Лошадь беззаботно паслась, срывая и обгладывая ветки кустарника, обрамляющего площадку.
Корнет отпустил людей, и они ушли в казарму.
— Нелегкая работа! — сказал капитан корнету.
Тот ответил ему, мрачно потупясь:
— Я бы отдал годовое жалованье, чтобы Фанфан-Тюльпан остался в живых!
В это время Бравый Вояка снова уселся на козлы повозки и, погоняя лошадь, поехал через лес. Когда он счел, что расстояние от места казни уже достаточное, и убедился в том, что дорога совершенно безлюдна, он остановил лошадь и, обернувшись к Фанфану, который сохранял неподвижность мертвого тела, лежа в соломе на дне повозки, дрожащим голосом позвал:
— Фанфан, Фанфан, мой малыш!
Плащ начал двигаться, и вот из-под него высунулась растрепанная, вся в соломе, сияющая голова первого кавалера Франции.
— Мой дорогой учитель, мой верный друг!.. — воскликнул Фанфан-Тюльпан, протягивая руки к ветерану, у которого по щекам струились слезы радости.
Они обнялись и долго не могли оторваться друг от друга.
Старый воин сдержал обещание, данное Перетте.
Глава XIII
Бравый Вояка, стараясь как можно быстрее выехать из окрестностей Венсена, которые могли бы оказаться опасными для него, подстегнул лошадь, и она побежала резвой рысью по извилистым дорожкам по направлению к Парижу. Тогда, наконец, ветеран объяснил Фанфану, как ему удалось его спасти.
— С твоими ребятами, — сказал он, — мне не пришлось долго объясняться. Они — молодцы! Ты их знаешь: они меня моментально поняли, так как, во-первых, им было очень тяжело выполнить приказ и стрелять в тебя; во-вторых, потому, что ты вызвал в них восхищение своей храбростью. Когда я увидел, как дружески они относятся к тебе и как расстроены всей этой историей, я им сказал, как бы между прочим, что и я когда-то должен был выполнить такую обязанность и что офицеры почти никогда не проверяют перед казнью, как заряжены ружья, так что им будет очень просто заменить настоящие патроны учебными, холостыми…
— Да! Пассепуаль меня предупредил! — подтвердил Фанфан.
Бравый Вояка продолжал:
— Я посоветовал им дойти до твоей камеры и объяснить, чтобы ты притворился мертвым, когда следует. А я за это время постарался найти унтер-офицера, которому надлежало, если ты все-таки жив, добить тебя из милосердия. Оказалось нетрудно выяснить у него, будет ли он настаивать на этой последней формальности. Оказалось, что он считает это необязательным. Наконец, я добыл повозку — ту самую, которая везет нас в Париж. И все-таки я не был спокоен ни минуты до тех пор, пока не обнял тебя живого, и мое старое сердце колотилось все время, как черт знает что… Видишь ли, ведь могло быть так, что хоть один из наших солдатиков испугается и сунет в дуло ружья настоящий патрон.
— Нет, это невозможно — они ведь дали вам слово!
— А если бы унтер-офицер передумал в последнюю минуту с этим выстрелом? Я бы тогда сам пустил себе кровь, черт подери!
— Дорогой мой учитель!
— Ну, ладно, в конце концов, ты все-таки здесь, это главное, и сейчас я уже и не прошу ничего больше.
— Ну, а как Перетта? — тревожно спросил Фанфан.
— Ах, она — бедняжка! Не знаю, как она перенесла эти дни! Она будет счастлива увидеть тебя, я оставил ее всю в слезах. И госпожу Фавар тоже. Да, ведь ты еще не знаешь, этот негодяй Люрбек и скверный мальчишка Д'Орильи, конечно, боясь свидетельских показаний Фавара, поторопились упрятать его в тюрьму. Несмотря на собственное горе, госпожа Фавар решила сама хлопотать за тебя и поехала к маршалу Саксонскому, но не застала его — он только что уехал в Шамбор! Вот тогда-то я себе и сказал: «Старый Вояка, больше нет никого, кто мог бы спасти Фанфана. Кроме тебя — некому!» И я сообразил, что надо делать.
— Я никогда не забуду, что обязан вам жизнью! — воскликнул Фанфан в порыве безграничной благодарности. И, сжав кулаки, процедил с ненавистью: — А что касается этих двух мерзавцев, которые соорудили подлый заговор, — они дождутся возмездия!
— Ну, дорогой, — решительно приказал старый солдат, — ты доставишь мне удовольствие и пока свою злость спрячешь подальше, поскольку официально ты убит и должен считаться таковым до нового приказа — о твоем помиловании. А, вот мы уже и у ворот Парижа, натяни на себя плащ да заройся поглубже в солому! У меня нет ни малейшего желания, чтобы какой-нибудь слишком любопытный чиновник надумал рассмотреть поближе груз, который я везу в телеге!
Часом позднее Фанфан и его спаситель подъехали к дому госпожи Фавар, где она и Перетта провели ночь в ужасе и отчаянии. Как ни верили они в Бравого Вояку, они не могли не спрашивать себя ежеминутно, удастся ли ему его опасное и рискованное предприятие. Поэтому, когда они услышали стук колес по камням двора, Перетта одним прыжком подскочила к окну, и, узнав старого солдата, сходящего с повозки, закричала:
— Это он!
И вместе с госпожой Фавар они бегом бросились к входной двери. Им предшествовал слуга-негр, одетый по тогдашнему обычаю в кричаще-пестрый костюм, вышитый арабесками, и в зеленом тюрбане на голове. Он стал помогать ветерану вытаскивать из повозки большой сверток, обернутый в толстый коричневый плащ. Девушка кусала себе губы, чтобы не закричать. Она считала, что в мрачном свертке могло быть только мертвое тело Фанфана. Солдат и негр отошли от повозки с серьезными лицами, сгибаясь под тяжестью свертка.
— Он убит! — прокричала Перетта.
Но в тот же момент плащ зашевелился, и Фанфан-Тюльпан, с трудом выпутываясь из его тяжелых складок, вскочил на ноги и сделал комический поклон, так что негр, перепуганный насмерть его неожиданным появлением, быстро удрал по лестнице, прижимая к себе свой амулет. Перетта, почти в обмороке, упала в объятья жениха. Госпожа Фавар схватила руки Бравого Вояки и с энтузиазмом пожала их. Бравый Вояка ликовал.
Когда первые порывы восторга и радости улеглись, госпожа Фавар увела Фанфана, Перетту и старого солдата к себе в будуар, закрыла дверь и сказала:
— Ну, а теперь, друзья мои, давайте подумаем о том, как нам поступать дальше. Сейчас, дорогая Перетта, положение Фанфана все равно опасно, так как все его считают мертвым. Самое лучшее было бы, до того момента, когда мы найдем ему надежное убежище, под кровом которого вы сможете быть вместе и любить друг друга, чтобы он остался здесь, спрятанный и при сохранении полной тайны, всячески остерегаясь малейшей неосторожности. Что же касается меня, то, если вы мне позволите, теперь я хочу заняться судьбой моего мужа.
— Поверьте, госпожа Фавар, — пылко воскликнул Фанфан, — если я могу что-нибудь…
— Ты! — прервал его Бравый Вояка. — Ты не имеешь права сейчас высунуть нос наружу ни на минуту!
И решительным тоном добавил:
— Господин Фавар… это теперь касается только меня!
— Как — вас? — воскликнула госпожа Фавар.
— Я обещал, что приведу его к вам, — сказал старик, — и приведу, как Фанфана!
— Я не сомневаюсь, дорогой мой! — сказала госпожа Фавар. — Но все-таки…
Бравый Вояка, горящий желанием приобрести новые лавры, вскричал:
— Я еду!
И без дальнейших объяснений он вышел во двор с треуголкой в руке.
