воспитании?
— Мам, но Бобби сам настаивает на этом, — громко возмутилась Ясмин, — и вообще, глупо, когда женщина плетется за мужчиной, как скотина на веревке! Ах, мама, неужели папа так и не перевоспитал тебя на современный манер?
Бобби широко ухмыльнулся теще — с нахальством, которое свидетельствовало о наличии разрыва между поколениями.
А Путли с похоронным видом демонстрировала свое недовольство дочерью, не садясь за стол, пока мужчины не закончат еду. Чтобы показать на собственном примере, как должно вести себя образцовой жене, Путли следовала по дому за ничего не подозревающим Фредди точненько в трех шагах, предписанных обычаем, снимала обувь с его ног, когда он входил в гостиную, и бросалась исполнять любое его желание с поспешностью, сбивавшей Фредди с толку. На Ясмин, однако, все это совершенно не действовало.
Бобби оставил жену в родительском доме и возвратился в Карачи.
Ясмин приехала в родительский дом потому, что Путли и Джербану собирались в Бомбей — женить Билли.
Глава 31
Бехрам Джунглевала, Билли для своих, был сдержанным, немногословным, бережливым и хватким человечком. Его внешность — поджатые губы и проницательный взгляд — сразу внушала подозрения, а между тем как раз ему можно было полностью доверять. В отличие от отца, Фаредуна Джунглевалы, Билли был натурой простой. С ним все было ясно сразу: стоило понять, что он живет одной страстью, — и его моральные установки больше не вызывали вопросов.
Он жил ради того, чтобы делать деньги, приумножать деньги, копить деньги. Единственной страстью Билли были деньги.
Билли был подозрителен по природе, и эта сторона его характера обнаруживалась при первом же общении с ним. Билли был корыстолюбив, его партнеры знали это, и уверенность в том, что в любом случае он постарается их перехитрить, редко не оправдывалась.
Билли славился своей истовой скупостью. Единственная роскошь, которую он себе позволял, была его любимая редиска и значительно позднее — вино.
Впрочем, его экономность была, возможно, наследственной, ибо в его жилах текла чистейшая зороастрийская кровь.
Билли исполнилось двадцать, когда он собрался жениться. Его звезда уже взошла: изгнав Язди, убрав с пути Соли, она вела Билли все дальше — ему предстояло стать хозяином процветающего дела, а после смерти Фредди унаследовать все его немалое состояние.
Билли вырос, стал мужчиной — выросли и его уши. Хрящевая ткань отвердела, и уши торчали, как ручки сахарницы. Жиденькие усишки в пять волосков темнели под бугристым валуном его носа, а надо лбом в волосах победно светился аккуратный прямой пробор.
Билли был молодым человеком пяти футов восьми дюймов ростом, с квадратным подбородком. Худой как скелет, он был начисто лишен той неодолимой притягательности, которую романтическая литература непременно приписывает недокормленным героям. Но именно этот Бехрам Джунглевала был единственным возможным продолжателем джунглеваловского рода. В силу этого его женитьба планировалась и рассчитывалась с не меньшей тщательностью, чем рекламная кампания новой марки американских сигарет.
…Все газеты Бомбея и Карачи поместили жирным шрифтом в рамочке из цветов следующее объявление:
«Высокий, смуглый, представительный холостяк парс, владелец коммерческого предприятия в Лахоре, желает вступить в брак с красивой, светлокожей, воспитанной девушкой из хорошей семьи парсов. Жених состоятелен, молод, отвечает всем требованиям. Прекрасная партия для подходящей девушки. Вопрос о приданом не имеет значения. Адрес: Лахор, почтовое отделение 551, до востребования».
Если даже в объявлении и были кое-какие преувеличения, разве это важно? В любви, как и в рекламе, нет запрещенных приемов.
Посыпались письма. Все семейство засело за разбор почты, каждое письмо подвергалось доскональнейшему изучению. Трудно поверить, но мир был просто переполнен девушками редкой красоты с богатым приданым. Скоро семья научилась читать между строк и отсеивать нужные факты. Отобрано было пять писем.
Джербану напялила очки на толстый нос, произвела анатомический анализ каждого словечка, и в один прекрасный день…
…С ликующим видом ловца жемчуга, вынырнувшего с сокровищем из морских глубин, она ворвалась в спальню Фредди, потрясая конвертом.
— Вот оно! Вот! Ты знаешь, от кого это? Все остальные письма мы рвем! — властно распорядилась она.
Письмо подписал Хан Бахадур сэр Ноширван Дживанджи Даромгрош.
— Один из самых богатых парсов Бомбея!
Мало того, что самый богатый, он не только богатством знаменит, а еще и неслыханной плодовитостью. Просто прославился количеством детей, никто даже не может запомнить, сколько их у него — двадцать, двадцать пять… Кто знает!
— Все от одной жены? — скептически поинтересовался Фредди.
Джербану знала в подробностях личную жизнь и странности каждого именитого парса.
— От одной! — Она уверенно показала один палец.
Путли уставилась на мать немигающими круглыми глазами.
— Несчастная! — вырвался у нее стон сострадания. — Бедная! Если даже она здорова как лошадь… все равно…
— Кажется, я с ним встречался, — раздумчиво сказал Фредди, припоминая, где именно. — Вспомнил! В Бомбее, на хлопковом аукционе. Приятный человек, такой представительный. Одевается и держится, как английский лорд. Производит весьма внушительное впечатление. Но я не могу понять, с чего это он нам написал.
— А почему бы и нет? Мы тоже люди именитые и достойные — не хуже их. Женихи из таких семей на деревьях не растут, — запальчиво возразила Джербану.
— Возможно. — Фредди обдумывал слова Джербану. — Возможно. Хотя он мог бы найти хорошего жениха и поближе. В любом случае надо, чтоб вы обе съездили в Бомбей и посмотрели невесту. Как бы чадо его светлости не оказалось слепым, хромым или чокнутым.
Фредди посеял зерно жуткого подозрения в душах жены и тещи.
Хан Бахадур сэр Ноширван Дживанджи Даромгрош уже выдал замуж пятнадцать дочерей и постоянно приискивал женихов для оставшихся трех. Получив от английского короля титул, он стал вращаться в изысканном кругу баронетов, баронов и всяких лордов, к которому Фаредун Джунглевала касательства не имел. По настоянию супруги сэр навел кое-какие справки, и когда выяснилось, что многие этого Джунглевалу знают, более того, считают его человеком приличным, разрешил жене действовать.
В обоих городах засуетились почтальоны. Путли находила письма леди Даромгрош очаровательными — та писала цветистым гуджератским языком, соблюдая милую старомодную церемонность эпистолярного стиля.
«Просим Вас почтить нас своим приездом, — писала леди Даромгрош, — и если бы Вы сочли возможным прибыть вместе с Вашей высокорожденной матушкой, благородным супругом и возлюбленным сыном…»
И в другом письме:
«Наступили новые времена. Те, кто сейчас молод, желают знать, совпадают ли их представления о жизни».
Леди не могла вообразить себе, что на свете могло бы воспрепятствовать отпрыскам их семей
