— Расскажите подробнее, что за люди были? Что у них за вещи? Понимаете, Илья Александрович, это очень важно.
— Что за люди? С одним я виделся дважды, вчера и сегодня, со вторым только сегодня и то накоротке, подробной характеристики дать не могу.
— Что, они и сегодня были здесь?
— Недавно ушли.
— Эх, какая досада! Так кто же это? Жулье?
— Да нет, на жуликов не похожи. Предлагали довольно редкий кубок тончайшей работы. Говорят, что из семейных реликвий. Я, конечно, не утверждаю наверное, но думаю, что вещица не из фамильного наследия. Еще предлагали три фарфоровые статуэтки. Тоже прекрасные изделия. И думаю, тоже не их родовые.
— Когда они обещали опять прийти?
— У меня они больше не будут. Я отказался купить эти вещи.
— Жаль, очень жаль. Ну что же, спасибо, Илья Александрович. Будем искать.
Войдя в кабинет Дедковского, Рябиков еле сдерживал волнение.
— Товарищ майор, объявились какие-то любители реликвий. Может, это именно те, кого мы ищем?
— Да? И где же они? — оторвавшись от бумаг, поднял голову Дедковский. Рябиков торопливо рассказал о посещении Пучкова.
Дедковский присвистнул:
— Если бы вы их с собой привезли, я бы понял ваш восторг. Но вы же их проморгали.
— Я был у Пучкова через час после сообщения из Ленинграда. За полчаса до меня они ушли. Жаль, конечно, что так получилось, но мы найдем их, найдем. Далеко уйти они не могли. А обрисовать их я уже смогу. Так что прошу вас дать указания всем службам о розыске.
...Их задержали, когда такси подкатило к Курскому вокзалу. И вот обладатели немецкого уникального кубка и фарфоровых статуэток в МУРе.
Перед Иванцовым и Рябиковым сидели разбитные молодые люди. Одеты небогато, но вычурно. Оба в пресловутых джинсах в обтяжку, в здоровенных ботинках и диковинных куртках. Держатся внешне спокойно, на вопросы отвечают не спеша, подумав.
— Как оказались в Москве?
— Сели в поезд и приехали.
— Зачем?
— Как это зачем? На град-столицу посмотреть.
— И это все?
— Все. А разве этого мало? Разве Москва не стоит таких поездок?
— Ну, как же. Тут спора быть не может.
— Именно. А вот что у вас в МУРе окажемся, не ожидали. Это в наши планы не входило.
— В наши планы тоже не входит мешать людям любоваться столицей. Но, как известно, нет правил без исключения.
— Тогда, может, объясните, чем мы обязаны этому исключению?
— Ясность в этот вопрос надо внести общими силами. И потому приступим к делу. Откуда у вас антикварный кубок немецкой работы и фарфоровые статуэтки?
— Какой кубок? О чем вы? Это какое-то недоразумение. Приехали посмотреть Москву. Побывали на Ленинских горах, на ВДНХ, в Третьяковке...
— Очень хорошо. Но все-таки, как насчет кубка и статуэток?
— Да не знаем мы никакого кубка, никаких статуэток. Не иначе здесь какое-то недоразумение.
— Ну что ж. Придется вас убеждать иначе.
Когда парни увидели входившего в комнату Пучкова, они переглянулись, побледнели, но продолжали свое:
— Знать ничего не знаем, видим этого гражданина в первый раз.
Илья Александрович возмутился:
— Вы что же, молодые люди, хотите сказать, что я говорю неправду?
— Вы просто путаете нас с кем-то.
— Ничего я не путаю и вам этого не советую. Я вам что говорил? Или идите в комиссионный, или сюда, если вещи приобретены нечестным путем. Я вам сочувствую, но помочь ничем не могу. — Повернувшись к Иванцову и Рябикову, Пучков торжественно произнес:
— Товарищи следователи, заявляю официально и ответственно: именно эти молодые люди были у меня и предлагали антикварный кубок и три фарфоровые статуэтки. Что это за юноши, я не знаю, может, они и вполне приличные молодые люди, я же свидетельствую лишь то, что было.
— Что вы теперь скажете, молодые люди?
— То же, что и говорили.
— Значит, не хотите говорить чистосердечно?
— А мы и так говорим чистосердечно. Что есть, то и говорим. Заявляем еще раз категорически: гражданин нас с кем-то перепутал.
Пучков, обескураженный и пораженный этой бессовестной ложью, молчал. Потом воскликнул:
— Позвольте, позвольте! Есть же еще один человек, который подтвердит, что это именно те молодые люди.
— Кто же это? — спросил Иванцов.
— Лапоног Петр Сергеевич. Ведь именно он мне порекомендовал встретиться с ними.
— Что же, пригласим гражданина Лапонога. Будьте любезны сказать адрес.
Пучков, подслеповато щурясь, стал листать записную книжку. Но тут заговорил один из парней:
— Ладно, не будем осложнять дело. А то действительно создастся впечатление, что к вам попали какие-то матерые грабители. Гражданин говорит правильно, мы действительно были у него и действительно хотели продать кое-какие безделушки. Поиздержались малость в столице.
— Что именно вы хотели продать?
— Ну, вы знаете. Кубок и три статуэтки.
— Откуда у вас эти вещи?
— Домашняя утварь. Валялась довольно долго без всякого употребления. Потому и решили к делу пристроить. Ценность не так уж велика, но когда в кармане пусто, и рубль сумма.
Иванцов возразил:
— Ну, зря вы так. Кубок, например, из коллекции Российского императорского дома. Изделие старых немецких мастеров. А статуэтки — работа семнадцатого века. Ценности отнюдь не пустяковые, И это вы прекрасно знаете. Но главное — они не из ваших домов, а из музеев.
— Что? Из музеев? Из каких музеев? Нет, вы явно решили приписать нам какое-то чужое дело.
— Не будем спешить. Давайте разберемся подробно. С кубком более или менее ясно. Теперь о статуэтках. Что это за вещи? Откуда они?
— Говорим же вам, собственные, домашние вещи.
— Это придется проверить. Вызовем специалистов, подвергнем вещи экспертизе. Если они принадлежат вам, а не кому-то другому, тогда что же... Где сейчас находятся кубок и статуэтки?
— Они... Мы... Ну, продали их.
— Продали?
— Да, продали. А чего ж тут такого? Ведь именно за этим мы и приходили к гражданину Пучкову.
— Где продали? Кому?
— Сегодня на Люсиновской улице.
— Сдали в магазин?
— Нет, в магазине не приняли. Пришлось продать какому-то любителю.
— Все это основательно осложняет дело. И осложняете его вы сами. Что ж, лейтенант, — обратился Иванцов к Рябикову. — Сделаем так. Вы подробно запишите с их слов портрет этого любителя и принимайте нужные меры. Надо найти его, обязательно найти. А мы тем временем свяжемся с гражданином
