Трудная дорога домой

вспомнить ничего после этого, только ощущение потрясения, резких рывков, да вопли ужаса пассажиров вагончика, которым лавина играла в воздухе, как кошка с бумажным бантиком. Наверное, это было хорошо, что он не помнил деталей, подумал он все с тем же необычным ощущением отстраненности.

«Быть может это шок? — предположил он. — Возможно, поскольку Сюз чертовски права насчет моей правой ноги. Быть может и левая тоже сломана, по тому, как я ее ощущаю».

Но он помнил достаточно, чтобы ощущать смутное изумление, что хоть кто-то выжил, и когда до него дошло, что Сьюзан должна быть практически невредимой, поскольку вообще сумела положить его голову себе на колени, он ощутил огромную благодарность.

— Помоги… помоги мне сесть, — попросил он через мгновение.

— Нет! Твоя нога…

— Я должен осмотреться, Сюз, — сказал он сквозь зубы. — Просто помоги мне. Я… позволю тебе поднять меня. Не буду напрягать мускулы ног и живота. Обещаю.

Он выдавил улыбку на бледном лице. К счастью, сам он, в отличие от Сьюзан, не представлял, как жутко она смотрелась в тусклом аварийном освещении. Она несколько секунд смотрела на него с сомнением, вспоминая его беззвучный вопль, когда он попытался двинуться самостоятельно, и желудок ее сжимался при мысли о том, что это может причинить ему еще больше боли. Но, в то же время, она сознавала, насколько отчаянно нуждается в руководстве старшего брата, насколько ей хочется снять груз принятия решений со своих плеч. И следом за этой мыслью почувствовала презрение к самой себе за то, что хотела переложить этот груз на столь тяжело раненого Ранджита. Но он был практически в полтора раза ее старше и ей была необходима его помощь, чтобы решить, что делать дальше. А еще она была напугана, как бы тщательно она не пыталась это скрыть.

— Хорошо, — в конце концов сказала она. — Но ты позволишь мне поднять тебя самой , Ранджит! Слышишь меня?

— Да, мэм, — произнес он почти нормальным голосом и выдавил еще одну улыбку.

— Хорошо, — вновь сказала она и скользнула вокруг него, меняя позицию, чтобы подсунуть обе руки ему под плечи. Он был намного выше и тяжелее нее, но она уже больше года как записалась в секцию рукопашного боя Сциллы Берчи, следуя своему намерению сделать карьеру в морской пехоте. Сейчас, впервые, она всерьез обратилась к полученным там умениям, закрыла глаза, сконцентрировалась на дыхании, сосредоточилась на предстоящей ей задаче. А затем, плавно и с силой, которой она сама от себя не ожидала, она подняла своего брата в сидячую позицию на наклонном полу вагончика подъемника.

Когда маленькие руки подняли его, глаза Ранджита изумленно распахнулись. Он пообещал не использовать собственные мускулы, но про себя он был уверен, что у него нет другого выбора, даже зная — или боясь, что знает — какой болью обернется для него напряжение мускулов. Он ошибался. Сьюзан плавно подняла его, может и не с такой легкостью, как он мог бы поднять ее, а затем опустилась позади него на колени, поддерживая его и прижимая руками за плечи к себе.

— Спасибо, Сюз, — сказал он и, затем, потрясенно вдохнул, наконец увидев внутренность вагончика.

Он был в руинах. Его конструкцию не рассчитывали на такое грубое обращение, которому он подвергся. Один борт был смят как папиросная бумага. Снег проникал внутрь сквозь разбитые кристаллопластовые окна и Ранджит мысленно содрогнулся, увидев здоровенную ветвь дерева, которая принеслась откуда-то сверху со склона и врезалась тараном в вагончик. Она разнесла его борт, и путь ее отмечали изломанные и безжизненные тела. Как минимум три, отметил про себя Ранджит, но может быть и больше. Слишком много было крови и разрушений, чтобы сказать наверняка.

Он осмотрелся в недоумении. В вагончике, считая его и Сьюзан, было больше двадцати людей. Должен же был хоть кто-нибудь выжить!

И, как будто в ответ этой мысли, внизу, возле ствола дерева, слегка пошевелилась чья-то рука.

— Сюз! Ты…

— Я видела, — ответила она прежде чем он закончил вопрос.

— Ты должна пойти проверить, — сказал он ей.

— Но… — Сьюзан сглотнула, цепляясь за остатки собранности, которой она добилась, чтобы поднять Ранджита. Если она уйдет, ему придется самому поддерживать себя — если он вообще сможет при таком наклоне вагончика. Это само по себе плохо. А еще ей придется пробираться туда, к стволу. По телам и по крови. От такой перспективы хотелось разреветься, а мысль о том, что она там может обнаружить — повреждения, которые она увидит, умирание, которое она не сможет ни предотвратить, ни облегчить — толкала ее к отказу. Но она не могла так поступить.

— Я нужна тебе, чтобы поддерживать тебя, — вместо этого сказала она.

— Найди что-нибудь и подопри меня, — ответил он и уперся руками в наклонный пол позади себя. Он перенес свой вес на них и обернулся к ней с лицом, исказившимся от нового приступа боли, которую причиняло ему даже такое движение. — Я смогу продержаться несколько минут. Найди что-нибудь, Сюз.

— Я… Хорошо. Но не двигайся!

Она аккуратно отодвинулась, убеждаясь, что он и правда сможет поддерживать себя, и затем бросилась рыться в обломках. Несколько секунд ушло, на то чтобы найти несколько лыж, в том числе одну ее собственную, и подтащить их к нему. Еще несколько секунд ушло на то, чтобы сообразить, как расклинить их между двумя стойками (одна из которых сейчас была перекручена) за которые держались пассажиры когда вагончик двигался. Ранджит испустил полувздох-полустон облегчения откинувшись на них.

— Великолепно, Сюз. Великолепно. Теперь иди проверь.

Она кивнула, не доверяя голосу, и стала медленно пробираться к двигавшейся руке. Она выбирала дорогу с осторожностью, поскольку пол вагончика был сильно искорежен, со щелями, в которые она могла провалиться по грудь, а она даже не могла их толком заметить в тусклом освещении. Хуже того, ей казалось, что вагончик содрогается. Она повторяла себе, что это все ее воображение, что вагончик погребен в снегу на неизвестной глубине. Не мог же он двигаться, со всем тем, что на него насыпалось! Но, все равно, она продолжала это чувствовать, и, было или нет это в реальности, эта дрожь — вибрация, как бы намек на движение — создавала еще одну трещину для страха в броне ее с трудом удерживаемого самоконтроля.

Наконец она добралась до ствола, стараясь не думать о разорванных телах и запахе крови по пути. Она собрала сознание в маленькую прочную раковину, бронированную цитадель, в которую ничто не могло проникнуть, и сосредоточилась на своей задаче, поскольку она должна была ее выполнить. Потому, что Ранджит безусловно не сможет этого сделать, а значит и никто другой, кроме нее.

Она продолжила осторожное движение вдоль ствола к шевелившейся руке. Это была маленькая рука, не намного больше ее собственной, торчавшая из снежного наноса и она вновь слабо пошевелилась, когда она добралась до нее. Сьюзан глубоко вдохнула и потянулась к ней, а затем чуть не заорала, когда рука изогнулась подобно змее и вцепилась в ее запястье. Она сомкнулась в отчаянном усилии, яростно потянула, требуя помощи, и сила, с которой она дернула Сьюзан, нарушила ее равновесие. Она ударилась лбом о ствол и услышала собственный крик, когда это столкновение разбило ей нос. Но потрясение каким-то образом помогло, как будто знакомое чувство боли разрушило ощущение нереальности и ужаса происходящего, и она восстановила равновесие. Затем освободилась от захвата, и рука лихорадочно зашарила по воздуху, а из-под снега, из которого она торчала, раздался приглушенный звук.

Часть Сьюзан хотела стукнуть по пальцам этой руки, за то, что она так ее напугала, но это была крошечная часть, поскольку она чересчур хорошо понимала тот страх, что двигал ею. Поэтому, вместо того, чтобы нанести ответный удар, она просто постаралась избежать ее и принялась копать снег собственными руками. Она где-то потеряла свои перчатки и снег быстро заморозил ей пальцы, но это продлилось не долго. Она хорошо представляла, где должно было находится остальное тело, судя по углу под которым торчала рука, и быстро докопалась до плеча. Рука перестала метаться, облегчив ей работу, когда ее владелец осознал, что кто-то откапывает его из-под снега. А затем показались длинные, покрытые снегом, бледно заблестевшие в тусклом свете, золотистые волосы. Она продолжила осторожнее и, наконец, когда она отгребла достаточно снега, на волю показалась голова.

— Боже ! — прерывающийся, задыхающийся голос, казалось, заполнил все