старый килим из дома ее бабушки. Угловые столики были африканскими с резными ножками в виде кобр, а абажуры старый флорентийский мастер изготовил из средневековых географических карт со сказочными существами, притаившимися по краям, — драконами с миловидными человеческими лицами и белокурыми волосами. Эклектическая смесь того, сего, этого, набранного Кейт за время ее путешествий, но гармоничная. По меньшей мере так считала она, хотя как-то гость спросил ее, не был ли ее специалист по интерьерам свихнутым.
Угнездившись на одной из кушеток, Кейт открыла свою черную сумку. Выглядела она обычной, но в действительности была укрепленным футляром для компьютера со встроенной сигнализацией. Вытащив ящик Фелиппеса и открыв его, Кейт занялась пятой страницей, той, значки на которой она опознала днем в «Пьере». В свете нынешних высоких технологий подавляющее большинство елизаветинских шифров и кодов выглядели на редкость простенькими. Типичным для них была замена разных букв и собственных имен придуманными символами или цифрами и словами. Отец Роберта Сесиля, например, довереннейший советник Елизаветы, использовал знаки Зодиака для обозначения разных европейских монархов и видных политических деятелей. Другой сановник предпочитал дни недели.
Строчки, которые изучала Кейт, состояли сплошь из придуманных символов. Как она сказала Медине в «Пьере», три она узнала — значки, обозначающие Англию, Францию и Испанию. Но где же они ей попадались? Она отчаянно напрягла память и внезапно вспомнила: значки эти входили в ключ к шифру, который она видела в Государственном архиве в Лондоне.
Перебрав папки в своей картотеке, она нашла нужную, просмотрела микрофильм и определила значение еще двух значков — перечеркнутый полумесяц означал Филиппа II, испанского короля, а две буквы «с», прижатые друг к другу спинками, — Папу.
Эти символы, все пять, заметила она теперь, занимали изолированные позиции, остальные были сгруппированы. Разглядывая значки в группах, Кейт решила, что они заменяют буквы, что группы — слова, и каждый значок соответствует букве английского алфавита. Зная, что дешифрующее программное обеспечение ее компьютера поможет ей разобрать текст, Кейт отсканировала страницу в свой ноутбук.
Дешифровка следующих десяти страниц оказалась много сложнее. Процесс был медленным и нудным, но Кейт это не смущало. Через несколько часов она погрузилась в смачные сообщения о бойнях и убийствах времен Возрождения. Она пребывала в раю.
Ее отец, напротив, оказался в аду.
ВАШИНГТОН, ОКРУГ КОЛУМБИЯ — 1 ЧАС 24 МИНУТЫ УТРА
В верхней части Джорджтауна лунный свет заливал простой, но величественный белый особняк. На четвертом этаже сенатор Донован Морган сидел у себя в кабинете, не зажигая света. Он как зачарованный смотрел скверно снятое черно-белое видео, в седьмой раз повторяя его на экране своего ноутбука. Оно появилось в его почтовом ящике четверть часа назад.
На экране исхудалый молодой человек, весь в синяках, сидел на полу загаженной тюремной камеры, опустив голову на грудь. Подошвы его ног покрывала запекшаяся кровь, вся в белых сочащихся зигзагах. Следы уколов на предплечьях намекали, что ему снова и снова вводили пентотал натрия или аналогичное средство. На экране появился охранник, открыл дверь камеры и заорал. Заключенный поднял голову. Один открытый глаз выглядел остекленевшим, другой закрывала темная опухоль. Дрожащей рукой Морган подвинул курсор, нажал кнопку «СТОП», и изображение замерло.
Лицо, несомненно, его, подумал Морган, вглядываясь в черты шпиона, которого хорошо знал. Но подлинно ли видео, прикидывал он, или использовано лицо с какой-нибудь старой фотографии? О нем сообщили, что он погиб во время выполнения задания. Произошла ошибка?
Шпион был послан с заданием, о котором Морган, тогда член сенатского спецкомитета по разведке, располагал информацией. По какой-то причине задание сорвалось, и их человек исчез. Его судьба оставалась неизвестной, пока не пришло сообщение о его смерти. Или он все-таки жив?
Краткая вспышка надежды тут же угасла. Даже если шпион был захвачен живым, его, конечно же, казнили, предварительно подвергнув пыткам, куда более мучительным, чем просто смерть. Морган чувствовал себя ответственным, и ощущение вины было непереносимо. Он нажал кнопку «ПУСК», охранник ухватил молодого человека за костлявую руку, рывком поднял на ноги и поволок бон из камеры.
Видео кончилось. Морган откинулся в кресле и посмотрел в окно. Луна была необычно яркой и отражалась в каплях росы на листьях вязов. Но Морган ничего не замечал. Тревожные образы, теснившиеся у него в мозгу, на время отключили зрение. Излечившийся алкоголик, он пять лет не брал в рот спиртное, но, черт дери, как ему теперь требовалось виски!
Взяв телефон, он набрал номер Джереми Слейда.
— Нам надо встретиться. Из-за Ахерона.
8
На мгновение шпион задержался в густой тени, оглядывая улицу — нет ли прохожих. Никого. Отлично. Он пошел дальше.
Вскоре впереди возникла его цель — церквушка, где молились осевшие тут голландские иммигранты, вороватые псы, крадущие работу у англичан. Прислонившись к углу соседнего дома, он оглядел церковный двор. Двор был пуст. И он вошел.
Из-за пазухи он достал пергаментный свиток, показавшийся ему тяжелее железа. Если он с ним попадется, его наниматель про него забудет, а он окажется в кандалах. Дрожащими пальцами он развернул вирши в пятьдесят три строки и прибил их к церковной стене.
Грозящие смертью лондонским иммигрантам его хитрые стихи не только поразят голландские сердца великим ужасом, но, кроме того, предвидел шпион, сбросят Кита Марло в бурлящий котел всяких бед. Ведь мерзкие стихи, подписанные «Тамерлан», содержали намеки и на другие пьесы Марло, и власти, без сомнения, придут к выводу, что популярный драматург оказывает вреднейшее влияние на народ. Злодей, подбивающий чернь на бесчинства и убийства. И тут же глаза шпиона обратились на самые его любимые строки. Не устояв перед соблазном перечитать их напоследок, он зашептал:
— «Мы в ваших храмах будем резать вас. Парижскую резню устроим вам».
Безупречно, подумал он. Последняя пьеса Марло «Парижская резня» о бойне, устроенной французами протестантам в день св. Варфоломея в 1572 году, была показана в «Розе» в эту самую зиму как раз перед тем, как вспышка чумы вынудила театры затворить свои двери. Все заметят его намек на заглавие, выбранное Марло. «Резня» собирала больше зрителей, чем какая-либо другая пьеса в этом году. И она, не мог не признать шпион, действительно была хороша — череда наглядных убийств, воспламеняющих
