Девять
Воровка В Ни-Мое
К концу седьмого года вторичного воцарения на престоле Властителя Валентайна Лабиринта достигла весть, что Венценосец скоро прибудет с визитом — весть, заставившая сердце Хиссуна забиться сильнее. Увидит ли он Венценосца? Вспомнит ли о нем Властитель Валентайн? Один раз Венценосец вызвал его в Замок Горы, когда состоялась его вторая коронация, конечно же, он помнит кое-что о мальчишке, который…
А может быть, и нет, решил Хиссун. возбуждение спало, он вновь вернул себе холодный самоконтроль. Конечно, если он, что совершенно невероятно, попадется на глаза Венценосцу, то тот вспомнит его, но чтобы сам Властитель Валентайн поинтересовался им — такое вообще сверхъестественно. Скорее всего, Венценосец спустится вниз, а затем покинет Лабиринт, никого не увидев, кроме Понтифика. Говорили, что он устраивает грандиозное шествие к Алэйсору, а потом к Острову Снов (хочет повидаться с матерью), и обязательно остановится в Лабиринте в такой поездке. Но Хиссун догадывался, что Венценосцу вовсе не по душе Лабиринт, встретивший его так неприветливо, когда он вновь поднимался в свой Замок. И знал, что Понтифик Тиверас — скорее мертвый, чем живой, потерявшийся в непроницаемых снах внутри кокона, поддерживающего его существование, не способный уже разговаривать. Он скорее символ, чем человек, которого следовало похоронить много лет назад, но тлеющему в нем огоньку жизни не давали угаснуть, чтобы продлить царствование Властителя Валентайна. Что, по мнению Хиссуна, было хорошо, не только для Венценосца, но и для всей Маджипуры. Но это уже не его ума дело.
Он вернулся к Счетчику Душ, продолжая лениво размышлять над грядущим визитом Венценосца, и так же лениво вытащил новую запись из картотеки горожан Ни-мои. Казалось, она ничего интересного не обещает, и Хиссун чуть было не сунул ее обратно, но ему захотелось просто посмотреть великий город другого континента. Ради Ни-мои он позволил жизни маленькой лавочницы поглотить себя, и скоро уже не жалел об этом.
Мать Иньянны, как и бабушка, содержала лавку в Велатхусе, и было похоже, что такая же судьба уготована и ей. Ни мать, ни бабушка не обижались на жизнь, но Иньянна — ей исполнилось девятнадцать и она была единственной наследницей — чувствовала, что лавка слишком тяжелое бремя для ее плеч, невыносимо давящий горб. Она часто подумывала предать имущество и попытать счастья в каком-нибудь городе подальше отсюда: в Пилиплоке, Пидрайде или даже в величественной столице провинции Ни-моя на севере, о которой говорили, будто она превосходит всякое воображение. Того, кто ее не видел.
Но времена скучные, дела шли не очень, и Иньянне пока не попадались охотники приобрести лавку, а кроме того, Велатхус, пусть даже и опостылевший, был родиной для многих поколений ее семьи, и покинуть, его просто так было нелегко. Каждое утро она поднималась с рассветом, выходила на маленькую, облицованную камнем террасу, умывалась в каменном чане с дождевой водой, которую специально собирала и хранила для купанья, потом одевалась, завтракала сушеной рыбой с вином, спускалась по лестнице и открывала лавку.
Торговала Иньянна самым обыденным товаром: застежками для одежды, глиняными горшками с южного побережья, бочонками с пряностями и прессованными фруктами, кувшинами с вином, острыми ножовками Нарабала и дорогостоящими вырезками мяса морских драконов, сверкающими изящными фонариками, сделанными в Нарабале, и многим подобным. Помимо ее лавки, в Велатхусе был еще десяток точно таких же, и ни одна особо не процветала. После смерти матери Иньянне приходилось вести счета, изобретательно управляться с покупателями, мыть полы и полировать прилавки, заполнять правительственные бланки и разрешения на торговлю — и она устала от всего этого. Но что же делать? Она ничем не примечательная девушка в ничем не примечательном дождливом городке предгорья и никогда по-настоящему не надеялась на счастливые перемены в ближайшем будущем, да и позже.
Покупателей-людей было немного. За десятилетия этот район Велатхуса заполонили хьерты и лимены… и метаморфы, поскольку Пьюрифэйн — земли метаморфов — находился сразу за горной цепью на севере и значительное число Меняющих Форму просачивалось в город. Она считала все само собой разумеющимся, даже метаморфов, обычно больше всего заставляющих человека тревожиться. Лишь об одном сожалела Иньянна: мало видела среди покупателей своих соплеменников, потому, хоть и была высокой, мальчишески стройной и привлекательной, с вьющимися рыжеватыми волосами и поразительно зелеными глазами, с трудом находила любовников и никогда не встречала кого-нибудь, с кем хотелось бы разделить жизнь. Конечно, совместное владение лавкой намного облегчит труд, но, с другой стороны, за это придется расплачиваться свободой, а заодно — расстаться с мыслью о том времени, когда она избавится от лавки.
Однажды после полуденного дождя явились два путника, первые покупатели за весь день. Один невысокий и толстый — этакий огрызок человека, зато второй — бледный, тощий и длинный, с костлявым лицом, угловатым и бугристым, похожий на некую горную тварь. Оба носили тяжелые белые туники с ярко- оранжевыми кушаками, покрой одежды наводил на мысль о больших городах севера. Быстро, презрительно оглядели помещение, давая понять, что привыкли к иному уровню торговли.
Потом коротышка осведомился:
— Вы Иньянна Форлэйн?
— Я.
Он справился по бумажке, которую держал в руке.
— Дочь Форлэйн Хаурон, дочери Хаурон Иньянны?
— Вы правы. Могу я спросить…
— Наконец-то! — воскликнул длинный.— Наконец-то этот давний след привел куда надо! Знали бы вы, сколько вас искали! Пришлось рекой подниматься до Кантора, огибать Дэлорн, перебираться через проклятые горы — тут когда-нибудь бывает без дождя? — а потом ходить из дома в дом, от лавки к лавке по всему Велатхусу, расспросы, расспросы…
— Вы меня искали?
— Если сумеете удостоверить свое происхождение, то вас.
Иньянна пожала плечами.
— Конечно, есть документы. Но какое у вас дело?
— Давайте познакомимся,— сказал коротышка.— Я Безан Ормус, а моего товарища зовут Стойг. Мы официалы в штате Понтифика Тивераса из Бюро по наследству в Ни-мое.— Из богато отделанного кошелька Безан Ормус достал связку бумаг, перебрал их и продолжал: — Ваша бабушка была старшей сестрой некой Сэлин Иньянны, которая на двадцать третий год понтифика Кинникена при Венценосце Властителе Осиере поселилась в городе Ни-моя, где вышла замуж за Хелмиота Кавона, третьего двоюродного брата герцога.
Иньянна в изумлении смотрела на них.
— Я ничего не знаю об этом.
— Ничего удивительного,— кивнул Стойг.— Сменилось несколько поколений. Сомневаюсь, чтобы обе ветви вашей семьи поддерживали связь, принимая во внимание разделявшее их богатство.
— Бабушка никогда не упоминала ни о каких богатых родственниках в Ни-мое,— заметила Иньянна.
Безан Ормус откашлялся и порылся в бумагах.
— Вполне возможно. У Хелмиота Кавона и Сэлин Иньянны родилось трое детей. Старшая, девочка, унаследовала семейное состояние. Она погибла в результате несчастного случая на охоте довольно молодой, и богатство перешло к ее единственному сыну Кавону Диламэйну, оставшемуся бездетным. Он умер в десятый год Понтифика Тивераса, то есть десять лет назад. С той поры, пока велись поиски наследников, имущество остается без хозяина. Три года…
— Выходит, я наследница?
— Ну да,— вежливо подтвердил Стойг, широко улыбаясь.
