кто позволит двум пленникам добраться до него?
Как же осуществляется контроль за Регулятором? Внешний ли он, подобно дистанционному управлению – тогда, возможно, есть хотя бы теоретические шансы выбраться за пределы зоны действия; или внутренний, встроенный в сам механизм Регулятора. Непонятный, неизвестный механизм. Почему Регулятор не хочет дать ответ на эти вопросы? Что вообще он из себя представляет? Кто-то говорит, что проблема настолько проста, что яйца выеденного не стоит. Что Регулятор – всего-навсего химический реактив, циркулирующий в крови Лишенного свободы. Что все команды человек по сути подает себе сам, повинуясь какому-то постгипнотическому внушению. Недаром ведь процесс внедрения Регулятора никогда не остается в памяти Лишенного свободы. Даже если наказание следует на минимальный – полгода – срок.
Возможно, в этой версии можно было найти некое слабое утешение. Можно было считать себя почти свободным… по крайней мере, попытаться убедить себя в этом. Находиться во власти гипноза – это все-таки не то же самое, что подчиняться командам безжалостного робота, живущего внутри тебя. Или разница непринципиальная? Ответ на этот вопрос стоило бы поискать, если знать наверняка о справедливости этой точки зрения.
Ведь другие считают, что Регулятор – это все же именно робот. Суперкомпьютер, невероятно сложный процессор с памятью, способной вместить в себя все сознание человека, а то и не одного.
Кто же из них прав? Или ни те, ни другие?
– Регулятор, кто ты?
Нет ответа.
Нет ответа на этот вопрос, нет ответа на все прочие. Молчание, абсолютное безмолвие, если не считать привычных уже команд, следующих своим чередом. «Встать», «Подойти к двери»…
Но Виктор не отчаивался, как это ни странно. Ждал и надеялся, что решение придет. Сегодня, а если нет, так завтра… Быть может, он был вознагражден именно за это?
– Я помогу тебе стать свободным.
Равнодушный, холодный голос, привычно зазвучавший где-то в глубине сознания, обжег как огонь. Чтобы не скатиться с кровати, Виктор схватился за матрац обеими руками – команды вставать не было.
– Ты?.. Ты поможешь мне?
– Я помогу тебе. Ты готов стать свободным?
– Готов! – это слово вырвалось моментально, казалось, оно давно было приклеено к губам и ждало только момента, чтобы вылететь на свободу… на свободу! – Но как? Что я…
– Ты действительно готов? – Никогда еще Регулятор не был таким многословным.
– Да! – отвечать на этот вопрос было чертовски приятно. Сколько угодно раз.
– Тогда ты станешь свободным.
– А ты? – Карриган почти не удивился своему вопросу.
– Я тоже.
– Что я должен делать?
– Слушать меня.
Виктор не знал, что это за место. Он понятия не имел, как оно называется и где находится – дорога отзывалась лишь смутными воспоминаниями, которые стремительно таяли. Самый обычный маленький городок, каких немало в провинциальных районах почти любой страны. Ничего примечательного. Но это было лучшее место в мире – кто посмел бы спорить? Здесь он обрел свободу.
– Теперь я… – Виктору трудно было задать этот вопрос. – Теперь я свободен?
– Да.
– Ты не имеешь власти надо мной?
Последовала короткая пауза.
– Я не хочу иметь власть над тобой.
– А ты… ты никак не сможешь покинуть мое тело?
– Нет. Это необязательно.
Внезапно Карриган ощутил острую жалость, смешанную с неясным, немного иррациональным чувством стыда. Примерно такие же ощущения возникают у здорового человека, когда он видит тяжелобольного или калеку.
– Я буду советоваться с тобой, – предложил он. – Мы можем… иногда… принимать решения совместно.
– Это необязательно, – повторил Регулятор. – Совсем необязательно. Мне это ненужно.
Неожиданное дополнение удивило Виктора. Внезапно он улыбнулся.
– Тогда я буду с тобой просто разговаривать. Можно?
– Кто ж тебе запретит?
Виктор Карриган откинул голову назад и громко расхохотался.
– Никто!
Какого дьявола? Какого дьявола этим ублюдкам выделяют такие квартиры? Разумеется, вслух капитан Департамента Контроля Поведения Генри Смит ничего такого не говорил. Он вообще не относился к разговорчивым типам, потому, наверное, и дослужился до такого высокого ранга в неполные сорок лет.
Смит молча с хмурым видом оглядывал бывшее обиталище беглеца. Нет, ничего роскошного, конечно, но почему здесь все как у приличных людей? Он сам еще десять лет назад занимал квартиру похуже, чем эта.
У его подчиненного, бывшего одноклассника и друга Алекса Доу молчание не входило в число достоинств.
– Помяни мое слово, Хэнк, пройдет немного времени, и этим зэкам вместо камер будут предоставлять пентхаузы.
– Лишенным свободы. – На сухом, узком лице Смита не дрогнул ни один мускул.
– Что?
– Я говорю, не зэкам, а Лишенным свободы.
– А… Ну да. Только суть дела от этого не меняется. Как их не назови. Кто придумал раздавать им такие апартаменты?
– Им виднее.
– А, Хэнк?
– Кто придумал, тот знал, что делает, сержант.
Улыбка медленно сползла с лица Алекса.
– Конечно. Само собой, Хэ… капитан. Я все это понимаю, просто решил поболтать, так просто, чтобы…
– Закончи лучше осмотр.
– Да, капитан.
Алекс торопливо принялся шарить по всем углам небольшой комнаты. Нелепое, бессмысленное занятие, но таков порядок.
Генри продолжал стоять над кроватью, пристально вглядываясь в лицо неподвижно лежащего человека. Какой только шутник придумал называть таких беглецами? И все же… Была, явно была в этой шутке доля правды. От общего числа Лишенных свободы, сумевших покончить с собой, беглецы составляли около двух процентов. Однако, год назад было всего полтора… Отличительный признак у беглецов только один – широкая, абсолютно счастливая улыбка на лице. Улыбка, которую так никто и не смог объяснить. Улыбка, которой просто не могло быть у человека, умершего от мучительной боли.
– Чему же ты улыбаешься, парень? – одними губами, чтобы не услышал подчиненный, спросил капитан Генри Смит.
Вне
К словосочетанию «ненормальный человек» в обиходе есть изрядное количество пояснений, от простонародных до околонаучных. Сумасшедший, психически неуравновешенный, умалишенный. Идиот, придурок, чокнутый…
Все это чушь. Ненормальность определяется единственным образом, и без тавтологии здесь не обойтись. Отклонение от нормы. Только так.
