Как хорошо, что он ошибался.
Я снова в своей каюте! Это здорово, очень здорово, снова увидеть что-то кроме лазарета. И снова сознание отказывается верить фактам, когда я думаю, что не был здесь всего две недели.
Сижу на кровати – постельный режим док еще не отменил. Слабость в теле ужасная, но это, полагаю, в основном оттого, что мне не дают нормальной пищи. Если любого, самого что ни есть здорового мужика кормить только жиденьким бульончиком да микроскопическими сухариками, я уверен, дня через три он будет чувствовать себя так же, как я. Просил Рона принести мне чего-нибудь посущественней, но старый друг меня предал, отказал категорически. Видать, Иверсен его настроил на этот счет основательно. Может тоже внушил чего. Вроде как мне.
На коленях у меня фанерка с пришпиленным к ней листком бумаги. В руке – карандаш. Выпросил я у нашего эскулапа разрешение порисовать. Док на меня такими глазами посмотрел…
На листе – почти законченный портрет. Еще пару штрихов. И здесь немного подправить… Я откладываю карандаш в сторону и отодвигаю фанерку подальше от лица. С портрета на меня смотрит Карина, моя Карина. Точь-в-точь такая, как я ее помню. Только в жизни она еще красивее, хотя жизни у нее и нет. Нет моей Карины нигде, кроме этого вот рисунка. И еще моих воспоминаний. Я и за карандаш-то взялся из-за того, что боялся – воспоминания поблекнут, и облик Карины начнет исчезать, таять, растворяться. Это было бы предательством с моей стороны. Зря я боялся, конечно. Нельзя забыть то, что помнишь сердцем.
Я вспоминаю, как был счастлив, когда валялся в лазарете, на волосок от смерти, то и дело проваливаясь в болезненный бред. И думал о своей любимой. Я действительно был счастлив, по- настоящему, так, как никогда в жизни. Хотя, быть может, не понимал этого. У меня была женщина, которую я любил. Которую я люблю. Буду ли я еще когда-нибудь так же счастлив? Теперь, когда у меня ее отняли.
Говорят, нельзя потерять то, чего не имел. Это неправда.
Еще говорят, что есть люди, которые живут воспоминаниями. Никогда бы не подумал, что буду им завидовать. Ведь мне осталось только вспоминать свои воспоминания.
Всю свою долгую жизнь
– Здравствуйте, Валентин Николаевич! – раздался негромкий уверенный голос от двери.
От той самой двери, к которой в течение ближайшего часа никто не должен был даже приближаться, не говоря уже о том, чтобы открывать. Я оторвал глаза от монитора и бросил на посетителя взгляд, заставивший бы человека толстокожего извиниться, а натуру более чувствительную незамедлительно и весьма поспешно ретироваться из моего кабинета. Хороший взгляд, отработанный путем длительных тренировок, и включающийся в подобных ситуациях автоматически.
Посетитель – мужчина лет тридцати пяти – не извинился. И не ушел. Он стоял возле двери и, вежливо улыбаясь, смотрел на меня. Каким, черт побери, образом он сумел пройти мимо Светланы? Секретаршу себе я выбирал сам, и главными критериями были не длина ног и объем бюста (хотя с этим у Светы все в полном порядке), а – вы будете смеяться – умение работать. В это умение безоговорочно включалась способность противостоять натиску посетителей, когда я решительно никого не желал видеть. Сейчас был как раз такой момент, и Светлана, конечно, не могла об этом не знать. Я привык чувствовать себя спокойно – на нее не действовали ни витиеватые комплименты, ни самая грубая лесть. Жалостливые просьбы или решительный натиск не приносили успеха. Даже такой мощный аргумент как коробка самого лучшего шоколада был абсолютно бессилен – Света ценила свою работу, а я ценил ее.
Однако этот посетитель нашел-таки лазейку в непробиваемой, как мне казалось, защите подступов к моему кабинету. Я решил разглядеть его получше, так как смотреть на монитор смысла уже не было – флажок на моих часах упал, и партия, победа в которой уже, казалось, лежала в моем кармане, завершилась обидным поражением.
Да, да, я играл в шахматы. Через интернет. И тем не менее имею полное право считать себя в данный момент человеком занятым, которого беспокоить нельзя ни в коем случае. У меня чрезвычайно напряженный рабочий день, но человек должен давать себе расслабиться. Именно для того, между прочим, чтобы эффективней действовать в остальное время. Поэтому я ежедневно стараюсь выкроить полчаса или час на то, чтобы «постучать» пятиминутки на одном из он-лайновских шахматных серверов. Не всегда получается, надо сказать, но уж если удалось – это святое время. И беспокоить меня тогда запрещается категорически, если только здание не начинает рушиться. Я поднял глаза – на идеально белом потолке не заметно ни единой трещинки, прислушался – никаких признаков топота спешно эвакуировавшихся людей. Со зданием, стало быть, все в порядке.
Я, кажется, отвлекся. Снова переведя взгляд на стоящего в дверях мужчину, я постарался определить, кто он такой. Костюмчик с иголочки, очень аккуратный, но материал, на мой взгляд, не самый дорогой. Рубашка и галстук подобраны со вкусом, в тон, что на меня лично всегда производит очень благоприятное впечатление. Что поделаешь, и сейчас еще мне зачастую приходится иметь дело с людьми, которые считают, что для того, чтобы правильно одеться достаточно, чтобы даже носки стоили не меньше ста долларов. Каждый. Дай им волю – они и ценники бы не снимали. Мне иногда кажется, что эра малиновых пиджаков никуда не уходила, она всего-навсего слегка замаскировалась.
Первое впечатление от посетителя, стало быть, у меня сложилось в целом положительное. По одежке встречают, это уж точно. Лицо я принялся изучать уже во вторую очередь. Ничем особо не примечательное лицо. Интеллигентное, неглупое, пожалуй… Глаза, глаза вот только… Человек мне улыбается, хорошо так улыбается, открыто, а глаза грустные. Очень грустные глаза. Не с их ли помощью он Светину оборону преодолел?
Кто же он все-таки? Я вообще-то неплохо в людях разбираюсь, и обычно с первого взгляда могу приблизительно понять, что за человек передо мной. Государственный ли чиновник, или бизнесмен. И если последнее, то конкурент или наоборот, контактов со мной искать пришел. А тут – ничего сказать не могу. Пришлось прибегнуть к дифференциации графа Калиостро – все люди делятся на тех, от которых что-то нужно мне, и тех, которым что-то нужно от меня. Мне от нового посетителя ничего не было нужно – если не считать, разумеется, того, чтобы он оставил меня в покое – выходит, ему что-то понадобилось от меня.
Однако, молчание несколько затянулось и постепенно превращалось в проявление невежливости с моей стороны. Хотя, если разобраться, я его, в общем-то, не приглашал. Но все-таки…
– Добрый день, – ответил я, наконец, на приветствие. – С кем имею честь?
– Иван Сергеевич. Так меня зовут, – немного неестественно представился посетитель.
– Очень приятно, Иван Сергеевич, но, видите ли, я сейчас очень занят. Поэтому, раз уж ваше дело настолько важное и срочное, переходите, пожалуйста, сразу к сути.
Я не хотел показаться невежливым, но надеялся перенаправить его к одному из замов или, по крайней мере, перенести разговор на другое, удобное для меня время.
– Я, собственно, так и собирался поступить, – кивнул головой Иван Сергеевич, глядя на меня своими грустными глазами. – Валентин Николаевич, у меня к вам предложение.
Значит, все-таки бизнесмен. Вообще-то я стараюсь не использовать импортные слова, когда есть альтернатива среди слов отечественных. Но нет правил без исключений – на «предпринимателя» у меня аллергия.
– Слушаю Вас. Присаживайтесь, – я указал ему на кресло напротив меня.
Иван Сергеевич не спеша подошел, расположился в кресле и посмотрел прямо мне в глаза.
– Я предлагаю вам бессмертие.
Несколько секунд мы молча смотрели друг на друга. Я ожидал продолжения. Его не последовало.
– Это рекламный слоган? – нарушил я молчание. Наша фирма, вообще-то не занималась ничем, связанным с лекарственными препаратами или чем-нибудь подобным. Но что мне оставалось думать? На сумасшедшего посетитель не походил совершенно. Хотя, много я их встречал, этих сумасшедших…
– Нет, – Иван Сергеевич покачал головой. – Бессмертие – это именно бессмертие. Возможность жить вечно. Или, во всяком случае, столько, сколько вы захотите.
– А взамен вы потребуете мою душу? – я улыбнулся. Я не представлял, как себя вести в подобной ситуации. Кроме того, ну никак не хотелось мне считать Ивана Сергеевича психом. Не знаю, почему, но не хотелось.
– А вы уверены, что у вас есть душа? – Иван Сергеевич посмотрел на меня с интересом. – Знаете, что
