ноги.
– Спасибо, моя хорошая! – Вишневский буквально светился. – Иди, не опоздай на занятия.
Бросив на меня еще один любопытный взгляд, девчушка выбежала за дверь.
– А почему старшая группа? – задал я вдруг далеко не самый важный вопрос.
Профессор развел руками.
– Дело тут не в возрасте, все наши ученики не старше семи лет. Позже уже поздно, уж простите за каламбур. Старшая группа занимается уже почти три месяца, а младшая – только вторую неделю.
Если честно, я растерялся. Я не знал, какие вопросы задавать, верить ли своим глазам и что думать. Вишневский пришел мне на выручку.
– Знаете, Сергей Борисович… Если пожелаете, я разрешу вас разобрать пол в моем кабинете. И потолок тоже. Поверьте, там нет никаких электромагнитов. В отличие от учебной комнаты. – Короткий смешок.
– Значит, вы не спорите, что там магниты есть? – задал я не самый умный вопрос.
– Что ж тут отрицать, – профессор засмеялся. – Я сам бы вам все рассказал, да показания приборов в вашем портфельчике все сказали за меня. В учебной комнате магниты необходимы.
– Но зачем? – едва ли не вскричал я. – Если и без них…
– Электромагниты нужны для учителей. Под одеждой у них магнитные же комбинезоны.
– А у детей? – спросил я, как будто не мог догадаться об ответе сам.
– Дети летают сами. Взрослым, увы, это не дано.
– Но почему? – взмолился я. – И зачем все это?
– Зачем? – Станислав Янович помолчал. – Я немного подкорректирую свои последние слова. Взрослые вполне могут летать. Они не могут этому научиться. Леночка будет летать и через десять, и через двадцать, и через пятьдесят лет. А мне и вам это, к несчастью, не дано. Я потратил долгое десятилетие, пытаясь овладеть теми принципами, которые сам же и составил. Но, – грустная улыбка, – не продвинулся ни на йоту. На какое-то время я отчаялся. Проверял и перепроверял свои выкладки, выискивая в них ошибку. Ошибки не было, молодой человек. Ее нет! Люди могут летать. Но взрослый человек не верит в эту способность. Даже я, я! – не смог поверить где-то в глубине души.
– А дети? – невольно спросил я.
– Дети верят, – Вишневский кивнул. – Им надо только показать, что это возможно. До этого я тоже дошел не сразу. Но когда понял, все пошло удивительно легко.
– И что, у всех получается?
– Пока негативного опыта нет, – осторожно ответил профессор. – В старшей группе девять ребят, все они по крайней мере могут оторваться от земли. Конечно, не все они чувствуют себя в воздухе так же свободно, как Леночка, – она наша лучшая ученица – но со временем все придет.
– Детей-то откуда берете? – угрюмо спросил я. Что-то мне не нравилось, хотя я сам толком не понимал, что.
– Старшая группа – наши дети и внуки, – с готовностью пояснил Вишневский. – Наши – я имею в виду своих коллег, поверивших мне и не отвернувшихся за двенадцать лет. Младшая группа – уже более дальние родственники. Пока мы не можем позволить себе объявить открытый набор, сами понимаете, Сергей Борисович. Пока не можем.
– Понимаю, – вздохнул я. – Жаль…
– Что, простите? – профессор склонил голову набок.
Но я не стал объяснять, чего именно мне жаль.
Второй раз за сегодняшний день я находился в кабинете Главного редактора. Явный перебор, на мой взгляд. Тем не менее, сейчас я был здесь по своей собственной инициативе.
– Рассказывай, Сергей, – поторопила меня Светлана Семеновна. – Насколько я понимаю, ты пришел не с пустыми руками.
– Можно и так сказать, – пробурчал я.
Большая часть решимости покинула меня, и пока от нее хоть что-то осталось, я поспешил заявить:
– Я пришел сказать, что не буду писать эту статью.
– Так…
Главная посмотрела на меня очень внимательно. Видимо, она рассчитывала, что я не выдержу этого взгляда… И чуть было не оказалась права. Пришлось еще раз напомнить себе, что Дворжаков совсем недавно пытался переманить меня в свой журнал.
– Вижу, угрожать тебе увольнением бессмысленно?
– Да! – быстро ответил я, стараясь сам в это поверить.
Повисло тяжелое молчание. Затем Светлана Семеновна неожиданно встала и направилась к выходу из кабинета. Уже в дверях обернулась.
– Кофе будешь, Сергей?
Ни фига себе! Растешь, Гисов, растешь! С непонятной самому себе наглостью я сказал:
– Растворимый? Лучше чаю, пожалуйста.
И только потом до меня дошло, что секретарши на рабочем месте уже нет. Светлана Семеновна вышла из кабинета, а я остался сидеть, чувствуя себя чертовски неуютно.
Минут через пять хозяйка кабинета вернулась с подносом, на котором кроме двух чашек чая стояли блюдце с нарезанным лимоном, сахарница и даже вазочка с какими-то мелкими печенюшками. Выставив все это на стол, Светлана Семеновна не стала уносить поднос, просто отложив его в сторону.
– Сахар сам клади, Сергей, – распоряжение начальницы вывел меня из ступора. Впрочем, не до конца. Я всыпал в чашку две ложки сахара, прежде чем вспомнил, что пью чай несладким. Мрачно улыбаясь, я положил туда же еще и лимон, чего не делал никогда. Все когда-то бывает в первый раз, верно?
– Что ты узнал? – поторопила меня Светлана Семеновна через пару минут.
– Скорее всего, профессор Вишневский не шарлатан.
– Скорее всего?
– Ну, стопроцентную гарантию я, конечно, дать не могу. – Я пожал плечами. – Но тогда он должен быть невероятно ловким фокусником. Да и дети тоже.
– Расскажи поподробней, пожалуйста.
«Пожалуйста» – это новое слово в лексиконе нашего Главного редактора, насколько мне помнится. Но сегодня все необычно, так стоит ли удивляться? Я достаточно подробно рассказал о своем визите в школу.
– Не понимаю, – задумчиво покачала головой Светлана Семеновна, когда я закончил.
– Чего не понимаете? – спросил я, хотя знал ответ на свой вопрос.
– Почему ты в таком случае не хочешь писать статью.
Я вздохнул.
– Светлана Семеновна, вероятней всего, люди действительно могут летать. Вернее, их можно научить.
– Так. – Она коротко кивнула. – Продолжай.
– И этот метод… Заставить детей поверить, что это возможно…
– Замечательная идея, на мой взгляд.
– Не спорю. А знаете, что в нем наиболее замечательное?
– Полагаю, ты меня сейчас просветишь. – Светлана Семеновна склонила голову набок.
– Точно. Просветю… просвещу. – Я энергично закивал. – Этот метод универсален. Что еще обнаружится среди скрытых способностей человека? Телекинез? Телепатия? Черт знает что еще, чему еще и названия не придумали?
– И… что из этого следует?
Она действительно недоумевала. Что ж, я и не рассчитывал на понимание. Но все же постарался разъяснить.
– И вы, и профессор сказали примерно одинаковую фразу. «Как изменится наша жизнь». А ведь имели в виду только способность человека летать.
– Тебе это не нравится?
– Светлана Семеновна, – я говорил очень тихо. – Не жизнь изменится. Не жизнь. Мы. Мы не просто изменимся, мы станем другими.
