– Это ведь все слова, Сергей. Меняется жизнь, и мы меняемся вместе с ней. Не так ли?
– Нет! – Я затряс головой. – Не так. Совсем не так. Те наши косматые предки, которые, обмотавшись звериной шкурой кидались дубинками в мамонтов – они ведь ничем не отличаются от нас. Понимаете? Изменились прически, шкуры стали более элегантными, а дубинки летят гораздо дальше – и все! Мы – те же. И пусть через сто или тысячу лет мы полетим к центру галактики, это будем мы. Люди.
– А если без изменений внутри себя мы не сможем полететь к центру галактики? – с легкой насмешкой спросила Светлана Семеновна.
– Тогда не надо, – просто ответил я.
– Интересная позиция. Никогда не думала, что ты ретроград.
– Почему ретроград? – Я всплеснул руками. – Пусть машины ездят быстрее, самолеты летают дальше, а компьютеры совершенствуются. Пусть изобретаются новые машины, пусть исчезает ручной труд. – Меня слегка покоробило от водопада штампов, льющихся из меня, но что делать? Иногда штампами проще всего выразить свои мысли. – Я хочу, чтобы люди жили лучше, честное слово, хочу. Но именно люди, а не существа, когда-то бывшие людьми.
– Сергей… – Главная покачала головой. – Какие-то у тебя характеристики все… количественные. Тебе не кажется, что пришла пора качественных изменений?
– Не знаю, – честно ответил я. – Но мне бы этого не хотелось.
– Что зависит от твоего желания?
– Ничего. – Я вздохнул. – Я все понимаю. Вы поручите статью другому журналисту, или другой журнал оповестит об этой сенсации весь мир… Но я в этом участвовать не буду.
Светлана Семеновна встала и подошла к окну.
– Что же тебя все-таки так пугает, Сергей? – спросила она, не глядя на меня. – Я правда хочу понять. Люди ведь просто станут лучше.
– Лучше? – я невесело засмеялся. – Скажите, вы и в самом деле так думаете? Новые возможности – да, но лучше… Если человеку в задницу – простите меня, пожалуйста, – вмонтировать пулемет, он от этого станет лучше?
– По крайней мере, более защищенным. – Главная улыбнулась. – Но почему ты так… Почему все переводить на оружие?
– Светлана Семеновна! – я подпустил в свой голос немного патетики. – А на что еще переводить? Сможете ли вы привести хоть один пример достижения человека – в любой области науки, – которое он не использовал бы в агрессивных целях?
– Ну, положим, все же смогу, – Главная улыбнулась. – Но твою мысль я понимаю. Но скажи, Сергей, разве это человеческое качество тебе импонирует?
Я фыркнул, едва не расплескав чай.
– Конечно, нет.
– Тогда почему же ты не хочешь, чтобы люди изменились?
Сделав глоток кисло-сладкой жидкости из изящной фарфоровой чашки, я с шумом вздохнул. Разговор начал напоминать какой-то схоластический диспут. Сейчас мы дойдем до того, что докажем небытие бытия и разойдемся, довольные друг другом.
Повторять то, что я уже сказал, не хотелось. Я молчал достаточно долго. Затем встал и пошел к двери, хотя это было и невежливо.
– Сергей! – услышал я оклик. – Ответь, пожалуйста.
Остановившись у самой двери, я обернулся.
– Это будем уже не мы, понимаете? Мы – люди – просто перестанем существовать. Как вид. Возникнут совершенно другие существа, которые будут иметь с людьми весьма мало общего.
Я продолжал стоять, держась за дверную ручку и ждал. Ожидание продлилось минуты три. Но куда мне торопиться?
– Ты не прав, Сергей, – Светлана Семеновна покачала головой. – Я тебя понимаю, но ты не прав.
Спорить я не стал.
– Может быть. Даже скорее всего. Но статью писать не буду. Уволите? – равнодушным тоном спросил я.
Несмотря на браваду, само собой, я ожидал отрицательного ответа. Мне, черт возьми, нравится здесь работать.
– Я решу завтра. Подумаю, – Главная вдруг стала сама собой. – Пока иди, Гисов.
Ну, я и пошел. Не успел выйти из здания, как заверещал мой мобильник. Этот противный пронзительный звук у меня установлен для неизвестных номеров. Действительно, номер мне незнаком, убедился я, взглянув на экран. Чаще всего я не отвечаю на такие звонки. Но тут решил изменить своему правилу.
– Да?
– Это Сергей? – смутно знакомый и весьма приятный женский голос.
– Сергей. А вы, простите?
– Марина. Помните меня?
Фраза «Какая Марина?» не успела слететь с моих губ – я узнал голос девушки из кафе, которой забыл назначить свидание.
– Очень рад вас слышать, Марина, но… как вы меня нашли? Вы случаем не телепатка?
Звонкий веселый смех из трубки.
– Нет, Сергей. Просто девочки с кухни вас знают.
Судорожно пытаюсь вспомнить, могла ли кто-нибудь из «девочек с кухни» знать номер моего мобильного.
– Понятно… Просто замечательно, что вы позвонили, Марина.
Я замолчал, не зная, что говорить дальше. В конце концов, я понятия не имею, зачем она позвонила. А спросить – получится грубо.
– Знаете, – робко сказала Марина, – это, наверное, жуткая наглость с моей стороны. Да и неприлично, наверное…
– Да, я вас слушаю, – прервал я затянувшуюся паузу.
– В общем, Сергей, не могли бы вы куда-нибудь меня пригласить в эту субботу? – выпалила она на одном дыхании.
Голова слегка закружилась.
– Марина, я с удовольствием вас приглашаю. Поверите, сам хотел сегодня пригласить, но, вот, как-то не решился…
– Да? Вот здорово, – такое впечатление, что, если бы не трубка в руке, Марина захлопала бы в ладоши.
– Куда бы вам хотелось пойти?
– Знаете, а можно в какой-нибудь ресторан? А то работаешь официанткой, носишь, носишь эту еду, хочется почувствовать себя клиентом. И потом… Театр я не люблю, а кино – это как-то по-детски. Правда?
Несколько секунд в трубке можно было слышать прерывистое дыхание.
– Вы так не думаете?
На килограмм души
История, которую я собираюсь вам рассказать, произошла давно, очень давно. Вполне возможно, и даже весьма вероятно, что все происходило не совсем так, как я вам описываю. Время – это настолько мутное стекло, что искажения неизбежны. И чем это стекло толще, тем искажения сильнее. В конце концов, может случиться так, что рассказ будет вовсе не похож на события, произошедшие в действительности. Чтобы избежать этого, я и решил, наконец, записать эту удивительную историю.
Начать свое повествование удобнее всего с рассказа о Рудольфе Гаттиусе. Почему? Да потому что с него все и началось. Более того, он является ключевой фигурой в этой истории.
Рудольф был алхимиком. Как следует относиться к этому факту: как к чему-то обыденному и естественному или все же есть здесь нечто нетривиальное? С одной стороны, профессия алхимика отнюдь не являлась самой распространенной даже в те довольно средние века, о которых идет речь. С другой – если бы Рудольф не был алхимиком, эта история с ним ни за что бы не произошла. А если бы произошла, то
