мир, отправив грузовик на гибельную переправу.
Зал плыл и раскачивался волнами. Байкеры торговались с Ганнибалом об условиях продажи свободы. Это было совершенно нестерпимо. «Не от этого ли я пытался избавиться, когда восстал против «Южной магистрали»? И вот, снова кабала. Нет уж, на этот раз – без меня».
Я вскочил, быстрым шагом пошел через зал. Байкеры расступались и отпрыгивали, никто не смел стоять на пути. Сзади кто-то кричал, вроде как Дэйзи. «Нет, я подвел и ее, нельзя идти назад, нельзя оборачиваться. Только вперед, пока есть свобода, пока я могу хоть что-то предпринять».
«Кавасаки» завелся с полоборота. Я выдернул ноут, швырнул его на асфальт. Некогда ждать, пока электронная нянька проверит байк, да и незачем оставлять следы.
Из помещения выскочил Юстиниан, он орал что-то невразумительное. «Не хочу я тебя слышать, Сашка. Не хочу».
Газ, ворота, полная скорость. Вскоре Москва осталась за спиной. Передо мной лежала трасса. Тысячи километров путей. Пусть ненадолго, но свободных путей.
Кода
Лучи фар рассекли пелену мокрого снега. Во двор грузового терминала «Новосибирский», отфыркиваясь, вкатились четыре большегрузных «Мана» в сопровождении отряда райдов с нашивками «Трансбайка». Сторож в потрепанной куртке с капюшоном неспешно закрыл ворота. Время уже к вечеру, практически стемнело, вряд ли стоит ждать новых посетителей.
За его спиной раздалось похлюпывание. Разбрызгивая снежную кашу, к сторожу подошел байкер в черном шлеме с красными полосами. Он махнул бумагами в непромокаемом пакете.
– Отметку поставить? – осведомился сторож.
Шлем двинулся вниз-вверх; байкер предпочел не снимать экипировку. Дождь вперемешку со снегом не утихал, из-под капюшона сторожа торчали мокрые спутанные волосы.
– В сторожку.
Железная лесенка гулко отозвалась на шаги. В небольшой комнате-будочке зажегся свет, озарив стол с электрочайником, маленький телевизор и узкую кушетку с шерстяным одеялом. Сторож откинул капюшон, вскрыл пакет и стал искать на столе ручку, чтобы поставить в сопроводиловке дату и время. Небольшая обязанность, которой почему-то занимались «привратники», а не регистраторы внутри терминала.
– Здравствуй, Змей.
Сторож резко обернулся, его рука метнулась в карман и выхватила оттуда небольшой револьвер.
Байкер снял шлем. Змей опустил руку, одновременно улыбнувшись и сморщившись:
– Ну, здравствуй, Юстиниан.
Весельчак и балагур Юстиниан заметно изменился. Непослушные вихры сменила аккуратная прическа, рот обрамляла бородка, в уголках глаз появились морщины, да и сам взгляд был тверже, без непосредственности, которой так гордился прежний Саша.
– Нашли все-таки.
– Ну да, – усмехнулся Юс. – Надо сказать, ты хорошо законспирировался. Последние полгода я в основном только поисками и занимаюсь. Это не считая тех полутора лет, когда мы тебя догнать не могли.
Змей ухмыльнулся. Расписался в документах, отдал их Юстиниану.
– О’кей. Вот он я. Что будешь делать? Наручники и под товарищеский суд? За попирание корпоративных интересов, а также законов парочки государств?
– Балда ты, – беззлобно ответил Юс. – Я с тобой поговорить хочу, а ты ерепенишься. Между прочим, я специально вызвался конвой повести в Новосибирск.
– Да ну? И что, не получишь за это больших денег? Ах да, ты же, наверное, на зарплате у Ганнибала сидишь, и тебе что Новосиб, что Тула.
– Вообще, для райдов существует система премирования в зависимости от расстояния и других факторов. Но в целом ты прав: мне что Новосиб, что Тула. Я вообще по другому профилю работаю.
– И по какому?
– Расскажу, не переживай. Слушай, Змеюка, – Юстиниан улыбнулся, заметив, как у старого друга при этом обращении дернулся глаз, – я проехал больше трех тысяч километров, чтобы повидаться с тобой. Неужели ты не выделишь мне хотя бы пару часов?
Змей колебался. Морщины прорезали его лоб. Юс тоже нашел его изменившимся: спутанные волосы, исхудавшее лицо, синяки под глазами. На левой щеке багровел шрам. Наконец, он принял решение:
– Хорошо, я не против разговора.
– Отлично! – Улыбка Юстиниана ничем не отличалась от прежней, такая же широкая и открытая. – Только, знаешь, я бы с удовольствием потрепался в другом месте, а не в будке сторожа.
– Гм, – Змей почесал лоб и завел за ухо прядь волос, – ладно. Через час заканчиваются мои сутки. Придет сменщик – поедем ко мне домой.
– И славно. Как раз успею конвой оформить и ребят поселить. Ты только, Женька, никуда не денься за это время. А то знаю я тебя: выскользнешь, еще полгода снова ищи.
– Так уж и быть, не выскользну, – проворчал Змей и ухмыльнулся: – Все-таки, несмотря ни на что, рад тебя видеть.
К воротам Юстиниан подкатил на зимней модификации «Ирбиса». Змей стоял, засунув руки в карманы. Капюшон висел за спиной, по лицу стекала вода. Юстиниан приподнял забрало.
– Шлема у тебя, конечно, нет.
Змей отрицательно покрутил головой.
– Не беда, я одолжил у своих. Как рацией пользоваться помнишь?
– Издеваешься?
– Немного.
– Помню я, – буркнул Змей, пряча волосы под куртку. Он надел шлем, осторожно уселся за Юстинианом, защелкнул страховочный ремень, спросил в спину: – А где «Ява»?
– Разбилась в прошлом году.
– Жаль.
– Ничего, – голос Юса прозвучал из динамиков шлема. – Рассказывай, куда везти.
Дом, в котором обитал Змей, не отличался ухоженностью. За относительно новым забором скрывалось одноэтажное здание с парой заколоченных окон, кособокой крышей и покосившимися сенями. Черные деревья без листьев и грязноватый снег во дворе лишь подчеркивали запустение.
– Однако… – протянул Юстиниан.
– Не знаю, сколько тут проживу, – пояснил Змей, снимая шлем, – поэтому ремонтировать что-либо считаю бессмысленным.
Сашка тактично промолчал. В другое время, внезапно осознал Змей, он бы не упустил возможности подколоть или съязвить. Более взрослый, более… мудрый?
– Где гараж?
– У меня нет гаража.
– Не понял. А «Кавасаки» где?
– В сарае. Я не езжу на байке, Юс. Как приехал в Новосиб – так все. Откатался.
– Сам себя похоронил, да, Женька? Балбес. Ладно, сейчас чехлом накрою и побеседуем. Многое надо рассказать. Чай хоть у тебя есть?
– Чай – есть.
Виду кухни Юстиниан уже не удивился. Лампочка на проводке, синие стены, давно не беленый потолок, в углу газовая плита на две конфорки, деревянный шкаф с тарелками и посудой, ровесник дома, а
