Второй девушки нигде не было видно.
«Ну, что, хватит чужих тайн?»– поинтересовался чей-то насмешливый голос.
И Велька вынырнул из темноты кхумары.
– Что там, сынок? – глаза Мартина лучились доброжелательностью.
– Не скажу.
– Ну, и зря. Я ведь кого другого заставлю смотреть. Профессора, например. Или вон… подружку нашу.
Безопасник попал в больное место. О том, чтобы Василисе заглянуть в жуткую кхумару, не могло идти и речи.
– Это, – неуверенно начал Велька, – она чужие тайны показывает. Самые жуткие, о которых человек и сам не знает.
– Понятно. Видишь, как хорошо, а ты боялся. – И повернулся к археологам: – Что ж, продолжим наши танцы под Бельтайн. Федя, твоя очередь. Бери поднос, испытывай.
Федя угрюмо потянулся к изукрашенной рисованными колючками диковине.
– Тахирг взросления… – пробормотал безопасник. – Ну-ну.
Тахирг подействовал сразу, едва оказавшись в Фединых руках. Возникли мисочка с овсяными хлопьями и бутылка кефира. Пока Федя хлопал ресницами, кефир исчез, сменившись коньяком, а хлопья трансформировались в Пожарскую котлету с торчащей из нее костью. Но и котлету съесть не удалось: она расплылась подгорелой яичницей, потом собралась в горку жареной саранчи.
На лице археолога проступило блаженство. Веки прикрылись, с уголка губ потянулась паутинка слюны.
С гитарным звоном лопнули шовчики Фединых брюк. Чем чаще сменялись блюда на подносе, тем сильнее росло наслаждение на Федином лице, тем больше расползалась его талия.
– Что вы делаете, коллега! – Эксварья рванул поднос из Фединых рук. – Опомнитесь!
– Куды кильку рвешь, доцент аморальный?! А ну, положь!
– У тебя печень не выдержит, Федя!
– А мне дэ е в степени х, понял? Учи латынь, академик!..
Мартин отобрал у археологов поднос.
– Прекратить! Чревоугодничество – грех. Кстати, при чем здесь взросление?
– У прэта психологический возраст зависит от массы тела, – подсказал огонек.
– Так и запишем. Ваша очередь, проф.
Эксварья долго колебался, не зная, что выбрать. Наконец протянул руку к запечатанному термосу.
– Что это?
– Говорят, джин.
– Мартин, вы же знаете, я трезвенник. Увольте, прошу вас…
– Уволить я вас могу только на тот свет. Открывайте, профессор, не томите. Доминион ждет.
Эксварья поморщился и свинтил крышку термоса. Кусок сургуча с пятиконечным оттиском упал на землю. Из трещины полился густой чернильный дым.
Компанию заволокло вонючими облаками. Лицо безопасника побагровело. Он закашлялся так яростно и беззащитно, как может кашлять только некурящий человек.
Скоро дым поредел, и кашельная рапсодия сошла на безобидное поперхивание. Над опустевшим термосом левитировал старик в чалме, шароварах и грязно-изумрудной безрукавке.
– Джинн! – ахнули все.
– Джинн, джинн, – согласился пришелец. – Спасибо, что выпустили. Аллах бы шахид того, кто заточил меня в этот проклятый зиндан. – Он пнул термос, и тот разлетелся зеркальной пылью. – Какой нынче год?
– Три тысячи шестой, – подсказал Мартин.
– Это от хиджры господней? – Джина подергал себя за бороду. – Да где там… Сколько же я сижу, получается?
Археологи беспомощно переглянулись.
– Когда был Первый Хаджаллахский конфликт?.. Проксима в доме Цефеи, ах да… здесь эта астроблогия не фурычит…
– Позвольте, – вмешался Эксварья, – но, если вас заточили во времена первого Хаджаллахского, вы никак не могли оказаться здесь. Лувр к тому времени уже открыли.
– Папаша, – с грустью в голосе ответил джинн, – заточили меня на заре времен, но я в своем роде джинн всеведущий. А сейчас вычисляю, сколько желаний я вам задолжал. Быс-быс-быс-быс-быс… – Пальцы джина быстро задвигались. – Плутон за аморалку в две тысячи шестом… Козерог в доме Овна… Однако, – дух выдохнул удовлетворенно, – одно желание я вам должен. Ну, кому загадывать?
– Убей его!!!– Василиса ткнула пальцем в сторону безопасника.
