недолго.
– Только после вас, Валериан Гракхович. Прощайте!
– Прощай, фондовый мой.
«Элиза» увела Владислава Борисовича в камеру. Яри уже сидел там, изучая упаковки лжуфлекса.
– Все в порядке, Владислав Борисович? – поднял он взгляд.
– Все в полном порядке. – Инспектор уселся, привалившись спиной к стене. – Умаялся я, братка. За амулет спасибо. Спас он меня.
– А что с этим делают? – Яри помахал пачкой лжуфлекса.
– Ничего особенного. Едят. Хотя, погоди…
…Через несколько минут узники увлеченно играли в шашечные поддавки.
Закончилась игра сама собой. Яри вдруг помрачнел. Настала его очередь ходить, но к «шашкам» он так и не прикоснулся.
– О чем задумался, Яри?
– Да так… О Катеньке думаю. Владислав Борисович, а мы ее спасем?
– Конечно, Ярик. Иначе и быть не может.
Де Толль пересел к мальчишке и обнял его за плечи.
– Ты меньше думай. И больше доверяй своему сердцу. С нею все будет хорошо, уверен.
Яри вздохнул и доверчиво прижался к старику.
– Знаете, Владислав Борисович, – сказал он, – вы мне моего дедушку напомнили. Он все мечтал, чтобы я стал музыкантом. А я отбрыкивался. Мне в детстве хотелось пиратом стать.
– Пиратом? – удивился де Толль.
– Да. Только не таким, как на Версале, а… а как раньше!.. Понимаете? Плавать по океану на паруснике, с испанцами сражаться.
– Понимаю.
– У меня знакомая есть. Таис… Тайка. Мы с ней вместе книжки читали. О пиратах. Изучали такелаж, команды морские всякие.
Де Толлю показалось, что он вновь слышит полузабытую мелодию, тревожную и зовущую в бой. И вроде даже слышны слова.
А еще он понял, что в чем-то предает мальчишку.
Понять в чем он не успел. Часть стены уехала в сторону, и вошел офицер в сопровождении двух роботов: уже знакомой инспектору «Элизы» и тумбочкообразного надзирателя. Де Толль смахнул с «доски» таблетки и отправил в рот.
– …лжуфлекс не весь съели, – докладывал надзиратель. – Наглядную агитацию читали нерегулярно. Побег замышляли…
– Хватит, – остановил его офицер. – Рапорт в письменном виде – и на печать. Стоп! «Элиза», иди сюда.
Секретарша выжидательно замигала лампочками. Офицер перевел ее в режим уничтожения документов и подкатил вплотную к надзирателю. Зажужжал принтер. Листы бумаги заскользили из лотка в лоток, прямиком в шредер секретарши.
– Еще, милый, – на низких обертонах выдала она, – не останавливайся.
Офицер же присел на корточки. Мелкий, костлявенький, с гладко выбритым, словно восковым лицом, он вмиг провонял всю камеру дешевым одеколоном.
– Де Толль Владислав Борисович? Вершинский Ярослав Дмитриевич? – Офицер сверился с записями. – Славненько, славненько… Мы вас не трогали, вы нас не знаете, а прогуляемся вместе.
– Это что, на допрос? – уточнил Яри.
– Можно и так сказать. Вы проходите, ребята, не стойте.
Ни конвоя, ни штрих-пометки охранной системы на погонах гостя. «Ай, как нехорошо…» – огорчился Владислав Борисович. С детства приученный к порядку, дилетантизма он не терпел. Даже у тюремщиков и наемных убийц.
До мальчишки тоже дошло.
– Вы не полицейский, – сказал он немного удивленно. – Вы что, киллер?
– Догадливый мальчик… Глядишь, вырос бы Фандориным. Извини, не сложилось. – Веселость в голосе убийцы исчезла. – Руки за голову и на выход! – приказал он.
В этот миг Яри метнулся, закрывая инспектора своим телом.
Затрещала пистолетная очередь.
Мальчишка запнулся на полшаге. Инспектору в лицо плеснуло горячим. «Это… что же?!..» – мелькнула нелепая мысль, обрываясь пустотой.
Яри осел на линолеум. Под телом его намокало темное пятно, разлапистое, словно морская звезда.
Убийца же шагнул в сторону, вскидывая ствол.
