его миловидной малышкой и постараться, если получится, пообщаться с ними.
Как, под каким предлогом он подойдёт к ним, о чем заговорит, Макаров пока не знал, но не беспокоился об этом, потому что был убеждён: предлог найдётся, главное — найти.
22
Будучи по натуре человеком любознательным, Алексей любил постоянно узнавать о жизни что- то новое. Он был глубоко убеждён в том, что палитра полученных на протяжении прожитых лет впечатлений должна быть как можно пестрее, что надо лично увидеть и испробовать как можно больше самых разных вещей — хороших и плохих, острых и пресных, только тогда можно определить для себя шкалу ценностей нашего земного существования. С этой точки зрения место, куда он попал этим вечером, было для него очень интересным, а если добавить, что Алексей Макаров никогда не был аскетом, — он вообще должен был следить за происходящим на небольшой сцене в противоположной от его стола стороне зала во все глаза. Раньше ему никогда воочию не приходилось наблюдать стриптиз, да ещё находясь в окружении десятков мужчин и женщин, жадным взором следящих за происходящим на маленькой сцене. Никогда ему не приходилось ощущать те незримые нити, что соединяют сбившихся вокруг сцены самцов, каждого в отдельности и всех вместе, с обнажающейся постепенно у них на глазах отрешившейся от нормального человеческого чувства стыда самкой. А ощутить этот диковатый процесс можно, несомненно, только побывав в своеобразном храме первобытных инстинктов, хранимых в обычное время каждым человеком глубоко внутри, тщательно спрятанных от посторонних глаз. И Макаров бы с удовольствием поразмышлял над этим торжеством плоти, посмотрел бы на участвующих в представлении женщин, пробуя представить, какие чувства испытывает каждая из них, обнажая себя на глазах жаждущих секса мужчин, — но, увы, с того момента, как он оказался за столиком, ему практически некогда было разглядывать сцену; прежде всего надо было осмотреть зал в поисках высокого темноволосого мужчины, знакомого Павла Гостенина.
Впрочем, пробел в его впечатлениях, образовавшийся из-за невозможности сосредоточить внимание только на подиуме, а не шарить глазами по полукруглому, основательно заполненному залу стриптиз-бара, восполняли в какой-то мере двое его соседей по столу, толстый мужчина лет пятидесяти в расстёгнутом на огромном животе пиджаке и вертлявый худощавый субъект с зализанными на лысину жидкими волосами, примерно того же возраста.
Начало разговору положил сам Алексей в тот момент, когда официант усадил его за столик и отошёл прочь.
— Я вам не помешал? — спросил он смотревшего на него толстого мужчину с круглыми, чуть навыкате глазами. До того, как он подсел к столу, толстяк внимательно следил за сценой, где длинноволосая, чуть полноватая на взгляд Макарова девица совершала предусмотренные сценарием движения вокруг сверкавшего в перекрёстных лучах прожекторов длинного, укреплённого по центру шеста, имея на упитанном, лоснящемся теле одни плавки, практически ничего не прикрывавшие, и демонстрировала зрителям свою невероятно большую, округлую грудь.
— Нет-нет, молодой человек, не помешали. Очередной номер, можно сказать, окончен, Аня, — мужчина чуть качнул круглой головой в сторону сцены, поясняя таким образом, о ком речь, — все равно больше ничего с себя обычно не снимает…
— Вот как? — учтиво изобразил удивление Макаров, приступив тем временем к постепенному осмотру довольно большого зала, начиная от лучше освещённых столиков у самой сцены. — И почему же? — глянул он искоса на откинувшегося всем телом назад, на спинку стула мужчину.
— Начало представления, — ответил, махнув рукой, полный человек и, вытащив из кармана большой белый платок, вытер им со лба пот.
— Разогревают народ, — неожиданно вступил в разговор очкарик, не отрывая, впрочем, в отличие от соседа, взгляда от сцены. — Первые у них никогда не раздеваются до конца, специально зал заводят. А вот к концу уже все будет, так сказать, в натуре. Но там уже пойдут другие попки, получше Аниной, — добавил он и рассмеялся коротким нервным смешком. Алексею, в этот момент снова повернувшемуся к сцене и пытавшемуся рассмотреть тех, кто сидел во втором ряду, стараясь не вертеть чересчур головой, чтобы не привлекать к себе внимания соседей, подумалось, что плюгавенький человечек, возбуждённо смотревший стриптиз, вот-вот выпустит слюну длиной до пола.
— Да нет, Василий, ты не прав, — снова послышался голос обращавшегося на этот раз не к Макарову толстого, — каждый раз по-разному…
— Что по-разному?.. Всегда одно.
«Э-э, да вы, ребята, тут завсегдатаи», — подумал Макаров о своих соседях, разглядывая теперь уже третий ряд.
— Ну, как одно?.. Видишь, Оля вышла, а она никогда на полпути не останавливается, — хохотнул толстяк. — Снимет все, кроме чулок, но это уже не главное, это только усиливает её сексуальную привлекательность, не так ли, молодой человек?
Алексей пожал плечами, не оборачиваясь, потому что парочка за крайним столом третьего ряда его очень заинтересовала.
Эта парочка была совсем не той, какую он хотел найти, придя сюда, но фигура сидевшей к нему боком женщины в алом вечернем платье была ему знакома. И не только фигура, но и то, как она сидела, как держала головку с уложенными в замысловатую причёску длинными волосами, аккуратно оперев её на руку, локоть которой поставила на столик, как отвечала что-то своему кавалеру, мужчине с гладко зачёсанными назад волосами и длинноватым бесстрастным лицом.
Двое соседей Макарова возобновили свой спор, касавшийся режиссуры развёртывающегося на их глазах представления и достоинств стройной девушки, вышедшей на сцену в наряде не то китаянки, не то вьетнамки, с характерной широкой шляпой на голове, в брючках и курточке скромного серого цвета, и начавшей разоблачаться, как ни странно, не сверху, а снизу, то есть первым делом сняв брюки и оставшись в чулках и кружевных трусиках. Друзья-сластолюбцы увлеклись своим спором, стремясь, очевидно, доказать свою правоту и продемонстрировать глубочайшее знание предмета перед неожиданно появившимся рядом с ними арбитром, чья роль поручалась ситуацией Макарову, но тот их уже совсем не слушал. Он узнал женщину, сидевшую за крайним в третьем ряду столом. Это была Паула. Алексей узнал её ещё до того момента, когда девушка наконец повернулась так, что можно было разглядеть её лицо. «Интересно, — спрашивал себя Макаров, — а если бы ты ей дозвонился? Была бы она здесь с этим гладким хмырём?» Макаров отогнал глупое мальчишеское чувство уязвлённого самолюбия. Но все-таки было неприятно, что молодая красивая женщина, хотя и знакомая с ним меньше суток, предпочла кого-то другого.
Внезапно в зале стало чуть светлее — зажглись скрытые до того в стенах светильники, и громче заиграла музыка. Повернувшись к сцене, Макаров увидел, что она опустела.
— Что такое? — повернулся Алексей к сидящему в прежней позе и пьющему что-то из высокого стакана толстяку. Очкарик тоже сидел спиной к сцене и налегал на какой-то салат в маленькой тарелочке.
— Перерыв пятнадцать минут, — весело ответил толстяк. — Дают возможность перекурить, освежиться, сделать дополнительный заказ (по залу действительно активно засновали почти невидные до сего момента официанты). — Не понимаю, зачем нужны эти перерывы — их, кстати, будет ещё три, — ведь и так, при желании, можно выйти на воздух или подозвать официанта… Чушь какая-то.
— Умно сделано, — тут же возразил ему приятель, продолжая жевать салат. — Они за счёт этих пауз, знаешь, какие «бабки» имеют?! Народ-то вон как к стойке кинулся… А то сидели, на сцену уставясь…
Макаров, снова постепенно упустив нить разговора своих соседей по столику, воспользовавшись гораздо лучшим освещением, оглядел внимательно сразу весь зал, но смуглого парня с его девушкой так и не обнаружил. Отвбиваться, конечно, было рано — они ведь могли, как некоторые из присутствовавших, выйти на время перерыва на воздух, а может быть, он просто не разглядел их со своего места. Решив рассмотреть находившихся в зале стриптиз-бара людей внимательнее, Алексей поднялся со своего места.
— Вы куда, молодой человек? — превратно истолковав его намерения, воскликнул толстяк. В его споре с приятелем наступил очередной тайм-аут, и он, развалившись на стуле, глазел по сторонам. — Не спешите, дальше будет куда интереснее, особенно ближе к полуночи. Оставайтесь, не пожалеете.
— Да я и не собираюсь уходить, — улыбнулся Макаров. — Пройдусь немного по залу, осмотрюсь — до стойки и обратно.
