переговоры с местными, а она — во всяком случае, так она утверждает, — даже когда её фотографировали, не знала, что вещь музейная.
— Как это так?
— Говорит, с фотографом разговаривал Павел, а после он и уговорил её сходить в ателье (при слове «ателье» Макаров невольно улыбнулся, вспомнив фотостудию пляжного фотографа) и сфотографироваться.
— Но вы же сказали, что купить ожерелье ей предложил Красавчик?
— Да, совершенно верно. Фотографироваться её водил Павел — ведь именно он ухаживал за ней, — а затем Красавчик, увидев снимок, намекнул, что вещь, хотя и очень дорого, можно купить… С деталями их отношений нужно ещё разбираться — Элина тоже могла кое о чем умолчать, но главное, имеет место связь между ожерельем, Красавчиком, Пашей и Элиной, и связь эта вполне могла в дальнейшем послужить причиной гибели Гостенина.
— Согласен. Непонятно только, как женщина могла довериться такому фрукту, как Красавчик? — спросил Алексей.
Полковника беспечность легко поддавшейся на обман красавицы не слишком удивила.
— Ну, во-первых, — сказал он, — прими во внимание то, что Элина не знала, кто такой на самом деле Красавчик. Он ведь не какой-нибудь примитивный татуированный уголовник, внешность у него, как у университетского профессора, да и язык подвешен будь здоров… А во-вторых — это должно тебя заинтересовать, — перед отъездом, после того, как ожерелье было уже куплено, она побывала с Гостениным и Красавчиком в музее янтаря и видела там точно такое же, очень похожее на приобретённое ею. Поэтому до встречи на границе с таможенниками Элина была уверена, что купила по-настоящему ценную вещь, что муж одобрит покупку, и никак не могла предположить, что ожерелье краденое…
— Кто пригласил её в музей? От кого исходила инициатива?
— Она не помнит точно, но вроде бы от Паши. Но этот факт может ни о чем не говорить, — понял Алексея полковник, — ведь мысль осмотреть редкой красоты экспонаты местного музея мог подать Гостенину, например, Иваненко.
— Или кто-нибудь ещё, по просьбе Красавчика, — согласился Макаров.
— Да. И оправданием для Паши в данном случае служит то, что Элина подтвердила его слова об обещании подарить ей следующим, то есть уже этим летом, другое ожерелье, ещё более дорогое.
— Из королевского янтаря? — удивлённо спросил Макаров, вспомнив свой давнишний разговор ещё в Москве, перед командировкой, с другом погибшего студента.
— Представь себе. Элина полностью подтвердила эту историю, которую мы приняли за обман ради получения крупной суммы, — сказал Воронцов. — Она поведала, что Паша был очень расстроен и уязвлён тем фактом, что не он, а Красавчик помог ей приобрести украшение, и обещал сделать на следующий год подарок, очень дорогой. Так что насчёт ожерелья с королевским янтарём…
— Так, может быть, услуга, которую Иваненко оказал Пашиной любовнице, и послужила причиной их конфликта?
— А что, есть основания это предполагать?
— Да, — задумчиво, взвешивая «за» и «против», произнёс Макаров, — свидетели этого конфликта утверждают, что они не раз упоминали, ссорясь, какую-то женщину.
— Похоже, это заслуживает внимания, — после небольшой паузы сказал Воронцов.
— А потом, уже после гибели Гостенина, Иваненко сидел в баре со своим телохранителем из местных — помните, здоровый парень, похожий на кавказца, — и сказал тому, что мальчик перешёл все рамки, пришлось проститься с ним навсегда, — Алексей почувствовал, что все ставшие ему за последнее время известными факты сложились наконец в чёткую, целостную систему.
— Когда, в какое время он это сказал? — уточнил Воронцов.
— Хозяин бара (он в это время подходил к столу, где сидели Красавчик и его телохранитель) утверждает, что это было около часа ночи, то есть примерно через час после того, как Иваненко, рассчитавшись за совместный ужин, выбежал вслед за Пашей из ресторана на набережной.
— Примерно через час после установленного экспертизой времени гибели Гостенина?
— Да.
Воронцов снова помолчал.
—А Красавчика мы, кстати, до сих пор так и не нашли, — сказал он немного погодя. — Может, чувствовал, что будут искать в связи с убийством, и на всякий случай временно «лёг на дно»? Его поездка во Львов вместо Питера…
— Нет, тут другое, — перебил Макаров, вспомнив, что до сих пор не рассказал начальнику о своей поездке в Калининград. — Я думаю, вернее, почти уверен, что он мёртв…
— Что?! — почти воскликнул Воронцов.
— Я думаю, он мёртв, его убили в поезде, в ночь с тринадцатого на четырнадцатое… — И Макаров кратко рассказал полковнику о том, что узнал накануне.
Воронцов обычно прямо по ходу процесса изложения сопоставлял и анализировал факты, причём делал это быстро. Судя по следующему вопросу, выводы из всего сказанного были сделаны такие же, к каким пришёл в своё время Алексей.
— Думаешь, его убили сообщники по этой афёре с ожерельем? — спросил полковник.
— Пока этого окончательно утверждать нельзя — врагов у него и без того достаточно, — сказал Алексей, — но, может быть, завтра, после того, как полковник Сычёв свяжется с таможенниками, можно будет сказать определённее.
— Я этот вопрос тоже беру под контроль, — сказал Воронцов. — Если надо будет, подключу ребят из местного уголовного розыска. Ты дальше что собираешься предпринять? Какие твои планы?
— Сначала — спать, — пошутил Макаров. — А завтра пощупаю фотографа и его связи, попробую найти курортного телохранителя Красавчика… Кстати, в начале разговора вы обмолвились, что есть ещё какие-то новости для меня, помимо того, что удалось узнать из разговора с Элиной…
— Да, есть кое-что; просто в свете того, что ты рассказал, это отошло на второй план… Новость касается опять же ожерелья: мы запросили музей в Янтарном. Администрация подтвердила, что ожерелье и некоторые другие дорогостоящие, редкие экспонаты, в целях получения дополнительных средств на содержание экспозиции, иногда даются (на это есть специальное разрешение вышестоящего начальства) в краткосрочную, на день-два, аренду местным фотографам. И пока никаких неприятных инцидентов с дорогими вещами не происходило… Ты понимаешь, о чем я? В розыск по поводу пропажи ожерелья никто никогда не подавал, — пояснил на всякий случай свою мысль Воронцов. — А в день, когда таможенники отобрали украшение у Элины, оно, согласно документам, находилось в аренде у фотографа
— Как его фамилия? — зацепился Макаров.
— Чья? — не понял вопроса Воронцов.
— Как фамилия фотографа, бравшего его на тот день в аренду?
— Не помню, сейчас не могу сказать. Но она у нас есть.
— А не может быть второго такого же ожерелья? Двойника? Что говорят музейные работники?
— Нет, другого такого быть не может. Этот вариант исключён: редкое сочетание янтаря, и потом, работа — вот что самое главное. Да ты же и сам, кажется, про это говорил?
— Проверил себя на всякий случай, — сказал Алексей, вспомнив пляжного фотографа — А в ночь с тринадцатого на четырнадцатое августа этого года ожерелье было в музее? — задал он Воронцову давно уже крутившийся на языке вопрос. — В ту ночь, когда был убит Красавчик?
42
Алексею показалось, что он едва успел заснуть.
Ему часто снилось такое после напряжённых, богатых впечатлениями дней — таких, каким был этот, закончившийся в четвёртом часу утра. Это был полусон-полуявь, когда он одновременно видел себя, спящего, со стороны и в то же время блуждал по улицам какого-то до боли знакомого ему города — знакомого, родного, но названия которого он почему-то не знал. Всякий раз Макаров, попадая во сне в этот город, где помнил и знал каждый дом, каждую улицу, искал в нем дома то давних друзей, которых не видел с детства, то бабушки и деда, которых давно уже нет на свете, то школьных учителей, которых помнил во сне очень хорошо, как не помнил уже, конечно, когда просыпался. После того, как сон повторился несколько
