жира, пота и табака. Тогда он стал вырываться и со всей силы ударил контролера ногой по лодыжке, не соображая, какую боль он ему причиняет, ведь он сам из-за этого удара сильно ушиб себе носок. Контролер выругался так громко и забористо, что напомнил Колену собственного отца, когда тот ударил себе палец, прибивая полки на кухне. Но ему удалось освободиться из тисков, и, уверенный, что карусель уже почти остановилась, он решил удрать с нее. «Не стоит ждать, пока она остановится полностью», — это была последняя мысль, которая пришла ему в голову.
«Ты похож на Бака Роджерса, который неловко спрыгнул с корабля на сушу», — но до того, как он был способен подумать об этом, прошло несколько минут. Спрыгнув с вращающейся платформы, он перевернулся в воздухе как юла, отлетел к деревянной ограде, как пушечное ядро, и с силой ударился об нее, попав как раз между стоящей рядом парочкой молодых людей. Он даже не понял, что с ним произошло, когда он покатился кубарем с карусели и налетел на деревянный забор, ударившись с размаху руками и ногами о раскрашенную резную балюстраду. Открыв глаза, он долго не мог понять, где находится. У него в ушах звенела раскатистая музыка, перед глазами мелькали красно-бело-голубые огни и раскрашенные животные, но он с облегчением подумал, что наконец-таки освободился от своего преследователя, и неважно, какой опасности он подвергся.
Берт наблюдал за Коленом все три минуты, пока тот катался, и постарался протиснуться сквозь толпу, чтобы подхватить друга, когда он спрыгнет с карусели. Его маленькая фигурка в оборванной одежде освобождала себе путь локтями, но люди вокруг не спешили перед ним расступаться, поэтому он подоспел на выручку слишком поздно. «Ну же, — произнес он с тревогой в голосе, — поднимайся. Бери меня за руку. Тебе понравилось кататься?» — спрашивал он, пытаясь поднять Колена. На вопрос случайного прохожего он ответил: «Это мой двоюродный брат и с ним все в порядке. Я о нем позабочусь. Пошли, Колен. Он все еще тебя преследует, поэтому нам надо сматываться отсюда.»
Ноги у Колена были как будто ватные и ему хотелось прислониться к прочной, надежной ограде. «Он отпустил меня после того, как карусель прибавила скорость, гад проклятый. Ну и мерзко же он со мной поступил!»
«Шевелись, — настаивал Берт, — пошли в город».
«Оставь меня в покое, иначе я упаду. Я убью эту сволочь, как только она ко мне приблизится.» Нет, больше никаких каруселей: он ощущал под ногами доски деревянного пола, а перед его глазами снова замелькали ноги и тела деревянных фигурок животных. Аттракцион снова начал вращаться. «Сейчас твоя очередь, не так ли?» — со злостью в голосе спросил он у Берта.
Но нельзя было терять ни минуты. Берт присел, подставил свои плечи Колену, и поднялся вместе с ним как заправский гимнаст. Он побледнел от напряжения, но все же стал спускаться неверной походкой по деревянной лестнице, — однако на последней ступеньке силы его оставили и он упал вместе с Коленом на теплую землю насыпи. Они оба, «ослик» и «наездник», оказались под деревянным полом карусели, где никто не догадался бы их искать.
Они лежали там же, где и упали. «Прости меня, — сказал Берт, — я не знал, что этот ублюдок за нами следил. А потом ты пошел кататься и попался ему в руки». Он просунул руку подмышку Колену и придерживал его, чтобы тот не сполз вниз. «Ну как, тебе сейчас получше? Я виноват, но ведь на твоем месте мог бы оказаться и я. Тебе плохо? Тебя тошнит?» — спросил он и похлопал Колена по губам, которые тот держал крепко сжатыми. «Как же он за тобой гонялся, подлый ублюдок! Он наверняка хотел сдать тебя копам».
Колен внезапно поднялся и прислонился к доскам, и, почувствовав силу в ногах, пошел, шатаясь, в толпу отдыхающих, а Берт последовал за ним. В синяках, униженные и смертельно уставшие, они бродили по ярмарке до полуночи, пока им не пришла в голову мысль пойти домой. «Мне наверняка влетит, — сказал Колен, — потому что я пообещал вернуться в десять вечера». Берт заявил, что ему тоже зададут трепку, но он все равно хочет вернуться домой.
Улицы вокруг ярмарки были погружены во тьму, все было как будто в мокрой саже. Они шли, держась за руки, и, поскольку на улице было пустынно, пели во весь голос песню, которой Берта обучил отец:
Они шли, громко и отчетливо выкрикивая слова песни своими охрипшими голосами, положив друг дружке руку на плечо, поворачивая за углы улиц и распевая в два раза громче, когда подходили к закрытому кинотеатру или к сырому кладбищу:
Они перепрыгивали с одного куплета на другой, если слова предыдущего казались им лишенными смысла, распугивали кошек и обходили бродяг-полуночников. Из окон спален им орали, чтобы они заткнулись и не мешали людям спать. Они стояли посреди широкой улицы, и, когда мимо проезжала машина, пытались ее остановить, и, когда им это удавалось, удирали, чтобы не попасться водителю, разозлившемуся на них из-за этой шалости. Они поворачивали за угол, снова брались за руки, и насвистывали мотив «Британского устава»:
Мелодия этой песни разносилась по пустынной улице и стихала, когда они поворачивали за угол. В конце концов, лучше петь вот так, особенно, когда тебя кто-то может поджидать на углу безлюдной улицы. Но Колена долго потом еще преследовал шум, и где бы он ни находился, он снова видел Ноев ковчег и слышал, как тот поскрипывает при верчении. Ноев ковчег, на котором ему довелось прокатиться, и откуда его так безжалостно вышвырнули.
Происшествие субботним днем
Однажды я видел, как один парень хотел покончить с собой. Я никогда не забуду тот день, потому что тогда, в ту субботу, остался дома один. Все ушли в кино, а меня по какой-то причине не взяли, поэтому я пребывал в самом мрачном расположении духа. Конечно, в тот день я еще не знал, что скоро увижу такое, чего не показывают даже в фильмах: как вешается настоящий, живой человек. Тогда я был еще малышом, поэтому можете представить себе, как меня это развлекло.
Я не знаю другой такой семьи как наша, где все пребывают в ужасном настроении, когда дела не
