Ее любили все

Евгению Адрианову?

Свечников поднялся с места.

– С меня хватит идиотских вопросов, – злобно проговорил он. – Я ухожу!

Он двинулся к двери, по пути от волнения опрокинув стул.

– Идите, профессор, идите, – бросил Кошкин ему вслед. – Я все равно вас найду. И запомните: на все свои вопросы я привык получать ответы. Так уж я устроен.

Свечников хотел что-то ответить, но, очевидно, не нашел достаточно сильных слов, чтобы выразить обуревавшую его злость. Поэтому он ограничился тем, что грохнул дверью так, что стекла в раме жалобно звякнули.

– Н-да, – буркнул себе под нос Олег. – Разговора не получилось.

Хотя чего он, в самом деле, ждал? Что Антон Савельевич с первого раза легко пойдет на контакт и с ходу назовет имя, которое нужно ему, Кошкину?

Капитан заметил, что на ковре валяются несколько книг, которые упали со стола – но когда именно это произошло, Олег не заметил. Наклонившись, он подобрал томики и вновь положил на стол.

За окном утробно взвыл ветер, погремел для порядка черепицей и стих. И во внезапно наступившей тишине вдруг стало особенно отчетливо слышно, как тикают стенные часы.

– Тон-тон-тон! – сурово сказали часы.

– Ууууу! – тотчас же оживился ветер.

Прикусив нижнюю губу, Олег вытащил из внутреннего кармана записную книжку, в которой мелким, аккуратным почерком были записаны данные по этому расследованию.

Запись на одной из страничек – той, которую в данную минуту изучал Кошкин, – гласила:

Подозрения В.С.

Профессор явно знает. (Слово «знает» было подчеркнуто жирной чертой.)

Кто?

Илона Альбертовна.

Лиза.

Филипп.

Все остальные не настолько дружны с С., чтобы он стал их покрывать. Но все эти варианты для В.С. просто убийственны, это же члены его семьи.

Не решил, надо ли сказать В.С., что его жена была жива, когда ее привезли. Боюсь, эта новость может его убить. Он уверен, что ее сразу же отвезли в морг.

Внезапно Кошкин понял, что он в комнате не один. Кто-то только что незаметно вошел в библиотеку и рассматривает его. Он поднял голову – и встретился взглядом с разбитного вида девицей с пирсингом в носу. Склонив голову набок, она насмешливо изучала его, жуя жвачку.

– Так ты что, мент? – спросила девица. И хихикнула.

– А я думал, Маша, ты в Москве, – сухо сказал Кошкин, убирая записную книжку.

Предыдущие дни, когда он притворялся секретарем Адрианова, дочь домработницы прямо-таки не давала ему прохода. Другой мужчина мог считать себя польщенным таким вниманием, но только не Олег Кошкин. Ему претили бесцеремонность Маши и грубость, с какой она обращалась с матерью.

– Ну даааа, – протянула Маша, перекатывая жвачку от одной щеки к другой. – А я ради тебя приехала. Ты что, не понял, что ли? А ты, значится, мусор. Гы! То-то я думала, че это ты такой тихий, незаметный, присматриваешься тут ко всем… Мусорок!

– Шла бы ты отсюда, Маша, – попросил Кошкин. По натуре он вовсе не был груб, но жизнь научила его, что есть люди, с которыми бесполезно быть вежливым. Любую попытку общаться по-человечески они воспринимают только как проявление слабости.

– Ага, щас, – проговорила Маша, и глаза ее сверкнули. – Да кто ты такой, чтобы мне приказывать? Это твой дом, что ли? Сам вали отсюда, пока цел. Приперся тут расследовать, понимаешь. Кто там эту сучку замочил, ага! Тоже мне, умный нашелся!

Олег Кошкин со скукой предвидел, что придется-таки поставить Машу на место посредством сильно матерной тирады, но тут заметил в дверном проеме силуэт в бирюзовом платье и прикусил язык. В присутствии Виктории ему почему-то совсем не хотелось ругаться.

– Олег Петрович, профессор уже ушел? Можно с вами поговорить?

Она вошла в библиотеку, а вслед за ней тенью просочился в комнату верный Кирилл. Он смерил взглядом Машу, сразу же понял, что она собой представляет, и отвернулся.

Что касается Виктории, она на Машу даже не смотрела.

– Это по поводу смерти Евгении, – пояснила Виктория. – Не знаю, известно ли вам, но она все-таки была моей подругой.

Все-таки она оглянулась на Машу, дожидаясь, когда та поймет, что лишняя здесь, и уйдет. Но Маша только покачнулась на носках и вызывающе уставилась на писательницу.

– Олег Петрович, это кто? – подал голос Кирилл, большим пальцем указывая на девицу с жвачкой.

– Маша, – ответил капитан. – Дочка домработницы.

– Кому она домработница, а кому Наталья Алексеевна, – окрысилась Маша.

– Ясненько, – вздохнул Кирилл. – А ну-ка, закрой дверь с той стороны.

– Ты че, совсем борзой? – на всякий случай возмутилась Маша и даже жевать перестала.

– Я сказал, дверь закрой, – повторил Кирилл. И вроде бы он не повышал голоса, и даже не ругнулся, но Маша отчего-то поджала хвост и отступила.

Впрочем, у двери она все же решила взять реванш.

– Козлы! – сипло объявила она, прежде чем скрыться из виду.

И, нарочито громко напевая, стала спускаться по лестнице.

– Интересно, как Валентин Степанович мог терпеть такое в своем доме? – задумчиво протянул Кирилл. – Я бы уже через десять минут вышвырнул это существо в окно. Любой суд, уверен, оправдал бы меня, а общество защиты людей от животных прослезилось бы и вручило мне медаль.

– Кирилл, хватит цитировать мои же романы, – сказала Виктория. («Общество защиты людей от животных» было одним из любимых ее выражений.)

– А кого мне еще цитировать? – пожал плечами ее спутник. – Твои книги, по крайней мере, я знаю наизусть.

Виктория вздохнула:

– Не обращайте внимания, Олег Петрович. Я…

– Кажется, вы хотели поговорить со мной о Евгении Адриановой? – сказал Кошкин. Как и Толя Владимиров, он предпочитал суть дела любым лирическим отступлениям.

– Да, – подтвердила Виктория. – Это глупо, я знаю, но у меня в голове не укладывается, что ее убили. Я хотела бы спросить: заключение экспертов, к которому они пришли, абсолютно точно?

– Да, я уже говорил об этом.

– Тогда другой вопрос. Вы сказали, что по характеру травм они вычислили… э… орудие убийства. Про него вы ничего не сказали, а между тем… между тем это очень важно. Что это было за орудие?

– Они не вычислили, – ответил Кошкин, внимательно наблюдая за своей собеседницей. – Они установили предполагаемую форму этого предмета, скажем так. А почему вас так волнует этот вопрос?

– Потому что Евгения была моей подругой, – удивленно ответила Виктория. – И если она была убита, я… Я хотела бы помочь в вашем расследовании.

– У вас есть соображения, кто мог ее убить?

Виктория озадаченно моргнула.

– Знаете, – призналась она, – вы не обижайтесь, пожалуйста, но все это настолько похоже на мои романы… А в жизни это все-таки звучит… нелепо, что ли. Какие у меня могут быть соображения? Я могу только сказать, что это не я и не Кирилл.

– Вы готовы представить мне непреложное алиби, несмотря на то что с момента преступления прошел целый год? – саркастически осведомился капитан. – Поздравляю. У вас отменная память.

Кирилл громко выдохнул и засунул руки в карманы.

– Я говорил тебе, что не стоило к нему идти? – спросил он. – Теперь мы наверняка первые подозреваемые в убийстве твоей подруги. Как и полагается по всем канонам жанра, кстати.