– «Призраки забытого лета»? Она уже давно вышла, – машинально ответила Виктория.
– По-моему, ты переборщила, когда изобразила Диму главным злодеем, – добавила Вероника.
– Какого Диму? – удивилась Виктория.
– То есть? – озадаченно переспросила Брагина. – Там же злодея зовут Дима. Ты разве не Шульгина имела в виду?
Виктория почувствовала раздражение. И когда, интересно, читатели поймут, что если в книге персонаж назван Димой, то это вовсе не значит, что он имеет отношение хоть к одному из реальных Дмитриев, которые встречались ей в жизни?
– Из чего следует, что это Дима, а? Герой же – художник!
– Я ей тоже сказала, – прогудела Вера. – Мало ли кого ты имела в виду!
– Я никого не имела в виду, – упорствовала Виктория. – Это вымысел.
– Да и вообще, Димка же сейчас монах, – добавил Сергей. – Прикинь, Виктория, мы его хотели пригласить, а он отказался. Не время, говорит, для мирских развлечений.
– Ну хотя бы для одноклассников он мог выкроить часок, – обиженно поджала губы Вера. – Что мы, каждый год собираемся, что ли? Я ему сказала, что Катя тоже будет, так нет, он и ее не захотел видеть. А ведь когда-то за ней бегал…
Значит, Дима действительно стал монахом; журналист не ошибся, а Виктория вовсе не ослышалась, как ей тогда показалось. Она попыталась вспомнить, не было ли в ее однокласснике Шульгине каких-то черточек, которые уже тогда намекали на его будущую судьбу, но ничего не вспомнила. В школе он был упорный, неисправимый троечник, пытался таскать у нее тетрадки, чтобы списывать домашние задания, но скоро понял, что с Викторией этот номер не пройдет, и с тех пор окончательно охладел к учебе. В 90-е она слышала, что Дима отслужил в армии и у него водятся деньги, но о характере его бизнеса никто не говорил. Отец его был алкоголик, мать – обыкновенная жена алкаша, женщина с загубленной судьбой. Если бы Викторию тогда спросили, кем суждено стать Шульгину, она бы, скорее всего, ответила – мелким барыгой, который заправляет несколькими ларьками, то и дело катается на отдых в Турцию, носит на шее золотую цепь толщиной с велосипедную, имеет таких же уверенных в себе жену и детей и вполне доволен жизнью. Это было существование вполне по его мерке – точно так же, как ему было категорически противопоказано стать, допустим, учителем, художником или пианистом. И уж она никак не могла подумать, что этот простой, непрошибаемый, казалось бы, человек пойдет в монахи.
– Что с ним случилось? – спросила Виктория.
– С кем? – подала голос Вера.
– С Димой. Я имею в виду, просто так ведь в монахи не идут? У него кто-то умер? Жена? Ребенок?
– Да не был он женат, – удивленно ответил Сергей. – И никаких детей у него не водилось.
При этих словах и Вера, и Вероника слегка переменились в лице, и писательница вдруг вспомнила, что и об их детях она ничего не слышала, и возможно, что никаких чад у них тоже нет, а раз так, не исключено, что это для них больная тема. Но тут подошел Никита, держа в руках бокалы с шампанским, и первый протянул Виктории, словно она была тут хозяйкой. На всех бокалов не хватило, и Сергей сделал знак официанту. Тот послушно приблизился с подносом в руке.
– А мы за тобой Никиту послали, – весело сообщила Вера, щурясь. – Я как узнала, что ты не берешь трубку, сразу же говорю Веронике: «Ника, она же нас продинамит! Она на нас еще обижена, вот и постарается не прийти». Вот мы и решили подстраховаться. Все-таки без тебя этот вечер был бы совсем не то.
Вероника бледно улыбнулась.
– Что это? – вполголоса осведомилась она у Никиты, кивая на непривычную футболку и «I love Paris».
– Попал под дождь, – лаконично сообщил гонщик.
– И что, раздел бомжа в переходе? – сердито спросила Вероника.
Виктория пристально посмотрела на нее. Ай да Брагина, ну и дает. Зачем ревновать так отчаянно, бессмысленно и, главное, некрасиво? Подобное поведение шло вразрез с ее образом состоявшейся, успешной женщины и наводило на мысли о том, что под этой кое-как пригнанной маской таится человек, отчаянно неуверенный в себе – или которого много раз бросали.
– Нет, – ответил Никита на слова любовницы. – Твоя подруга мне ее одолжила.
И слова «твоя подруга» слегка царапнули слух Виктории, но не резанули фальшью, хотя, конечно, ни о какой дружбе между нею и этими женщинами речи не шло. Вероника выглядела растерянной, а Вера только насмешливо улыбнулась, покачивая в руке бокал. Спас положение, как и должно быть, Сергей.
– Ну, – сказал он, блестя глазами, – выпьем за нас. Когда сядем за стол, будет уже не то, тем более что я и кое-кого из нашей компании пригласил. Я очень рад, что мы все собрались вместе! Нет, правда рад!
Пять бокалов нестройно звякнули, и даже Вероника перестала дуться. Допивая шампанское, Вера одобрительно причмокнула. Сергей блестел глазами, сверкал перстнями, и бессловесный бугай возле него окончательно ушел в тень. Виктория поймала взгляд Никиты, который смотрел на нее поверх своего бокала, и улыбнулась.
Глава 6
– Абсолютный неудачник, – дохнула ей в ухо Катя.
– Что, извини? – Виктория хорошо знала свою одноклассницу, но тут она все-таки опешила.
– Да Алферов этот, – ответила Катя, подавляя тихое рыгание. – Ты ж понимаешь, что такое спорт. Пять звезд, которых знают во всем мире, и сто тысяч человек, которые хотят занять их место. Никита тоже хотел стать звездой, у него такие планы были – ого! Какие он интервью английским газетам давал лет пять назад, ты бы их видела! Послушать его, так до него хороших гонщиков и не было. А потом он разбился, и бац! В одночасье стал никому не нужен: кому сдался спортсмен с травмами? И ничего ему толком выиграть не удалось, так, посверкал, и будет с него. – Катя затуманенным взором уставилась на очередное блюдо, которое официант накладывал ей на тарелку.
– А тебе, Катенька, только бы позлословить, – мягким, почти детским голоском проговорила сидящая напротив молодая женщина. Это была их одноклассница Лиза Кораблева, поэтесса. Она напялила какой-то льняной балахон диковинного вида, а на шее и на запястьях у нее красовалось множество украшений из деревянных бусин. Лиза уже в школе была белой вороной, и, встретив ее через столько лет, Виктория убедилась, что она ничуть не изменилась. Лиза по-прежнему сочиняла стихи, и по-прежнему их никто не хотел печатать. Чтобы заработать на жизнь, Кораблева, по ее словам, подметала тротуары, и Катя, когда услышала это, вытаращила глаза так, словно дворниками испокон веков работают вовсе не люди, а, допустим, инопланетяне, к которым обычные граждане не имеют никакого касательства.
– Нет! Да ты что! Какой кошмар! Я же помню, ты писала стихи… Вот ужас-то! А ты не пробовала устроиться на нормальную работу? Ну там, в офис или секретаршей?
Слушая ее, Лиза наклонила голову к плечу птичьим движением и младенчески улыбнулась, словно ей предлагали нечто очень странное.
– Ну что ты, Катенька! Какая из меня секретарша!
«Если она появится в офисе в таком виде, тамошний босс наверняка упадет в обморок», – мысленно закончила за нее Виктория. Люди, подобные Лизе, и восхищали, и одновременно раздражали ее. Она сочувствовала их упорству, но вместе с тем отлично видела, что все трудности они создают себе сами.
– Как же можно так жить? – вздохнула Катя и, достав помаду в золотом футлярчике, стала тщательно подкрашивать губы.
…Этот разговор состоялся в начале вечера, за столом Виктория оказалась бок о бок с Катей и как раз напротив Лизы. Рядом с поэтессой устроился ее спутник, тоже, судя по его одежде, поэт, и тоже непризнанный. Это был коренастый молчаливый малый, за весь вечер едва проронивший пару слов. Виктории он неразборчиво представился как Павел, с осуждением косясь на ее розовое платье. Впрочем, он с осуждением взирал на все, что попадалось ему на глаза. Немного ожил он лишь тогда, когда официанты поставили на стол бутылки с водкой, и Лизе вполголоса пришлось призвать его к порядку. После этого Павел окончательно обиделся на весь мир и замкнулся в себе.
К Виктории подошел Никита.
– Вы уверены, что не хотите к нам присоединиться? Там будет лучше слышно.
Однако она ответила отказом, и гонщик удалился. Вера еще до этого настаивала, чтобы Виктория села
