пошла к Ире? Они не виделись столько лет и вряд ли следовало возобновлять знакомство со столь триумфального появления на люди. Было бы лучше, сославшись на занятость, не ездить на день рождения, а скромно заехать к Ирке после работы, познакомиться с ее мужем и ребенком. Посидели бы тихо, поговорили. А то — что за спектакль она устроила?
Выключив воду, Галя посмотрелась в высокое зеркало. Влажные волосы прядями спадали на чуть полноватую грудь, на шелковистой коже которой сверкали капельки воды. Галя провела руками по высоким бедрам, бросила взгляд на длинные загорелые ноги — да, она знала, что она очень красива, но сегодня вечером собственная красота не радовала ее. Вместо того, чтобы весь вечер демонстрировать новый итальянский костюм и безупречную фигуру, лучше бы она посидела вместе с мамой, которую видит так редко. Галя сама боялась себе сознаться в том, что постепенно работа, бывшая изначально только средством для зарабатывания денег, необходимых для маминого лечения, все настойчивее и настойчивее требует себе всю ее. Получался замкнутый круг: чтобы удержаться на работе, Гале нужно было быть «своей в доску» в ее фирме, а это значило — так же хорошо одеваться, как и другие сотрудницы, ходить в дорогие рестораны, иметь свою машину, то есть тратить почти все деньги, которые она зарабатывала, на поддержание своего «имиджа». И потому денег требовалось все больше и больше: ведь в отличие от своих коллег Гале нужно было еще и оплачивать мамино лечение: курсы массажа, бесконечные лекарства, сиделку и визиты врачей. И потому она работала все интенсивнее и интенсивнее, перешла из «Меркурио- центра» в более серьезную «контору» — риэлтерскую фирму «Наш дом», хотя ей и не совсем нравилась специфика их работы. И на старом, и на новом месте коллеги считали Галю карьеристкой; впрочем, они заблуждались. Просто Гале все время не хватало денег и, чем больше она их зарабатывала, тем больше становились «накладные расходы». Сейчас она с ужасом думала, что если ее назначат менеджером по Юго-Восточному округу, то ей придется сменить свою «девятку» на более престижную иномарку и это съест почти весь привесок к зарплате, который она получит от этого перехода на три месяца вперед.
Как-то раз она очень мягко обрисовала эту ситуацию Алексею Львовичу, своему шефу, которого, впрочем, как и все в «конторе» называла Алешей. Как-то раз они вдвоем задержались после работы и Галя вдруг рассказала шефу о своих затруднениях.
Алеша неожиданно сочувственно откликнулся:
— Так нет ничего проще. Ты ведь с мамой вдвоем прописана в квартире?
— Ну да, — ответила Галя, — но ведь не буду же я продавать …
— Ну, это не совсем продавать, — откликнулся Алеша, — скорее, заложить. То есть механизм такой: ты продаешь квартиру нашей фирме, оформляешь ее на нас, а полученные деньги вкладываешь в дело. Я сам поступил в свое время точно так же.
— Но, Алеша, куда я вложу эти деньги, в какое дело, ты же знаешь, я работаю только на «Наш дом».
— Да работай на здоровье. А деньги ты положишь в «Плющ-банк», то есть, собственно, к нам же. И будешь каждый месяц получать проценты, а сама жить по-прежнему в своей квартире.
Галя знала, что состав учредителей «Нашего дома» и «Плющ-банка» почти совпадает, поэтому вся операция представлялась ей довольно странной.
— Постой, Алеша, я что-то не понимаю — ты как бы вынимаешь левой рукой деньги из одного кармана, правой кладешь в него же, и еще выплачиваешь мне проценты. Какой вам-то всем в этом смысл?
Алексей Львович рассмеялся.
— Нет, Галя, это ты не понимаешь. Дело в том, что никто из учредителей не будет проверять, какую квартиру мы купили и у кого. Им, как старому доброму советскому начальству, важен вал. То есть по итогам месяца куплено тридцать квартир, продано двадцать восемь. Прибыль такая-то. А что две квартиры в остатке — так просто мы их вот-вот продадим, а сейчас делаем там ремонт, и так далее. А откуда у тебя деньги, которые ты кладешь в «Плющ», никого тем более не волнует: ты же знаешь, наши банки своих вкладчиков не проверяют.
— То есть ты предлагаешь нам на пару обмануть твое начальство?
— Ну что-то типа того. С них, сама понимаешь, не убудет. Я был бы рад тебе просто повысить зарплату, но, извини, не могу. Если бы наши учредители предоставили мне чуть больше прав, то и не приходилось бы их обманывать. Короче, сами виноваты. Не жмотничали бы — не нарывались бы.
Галя задумалась.
— Извини, но тогда получается, что я уже живу не в своей квартире?
— Разумеется. Но тут вступает в ход следующий этап. Где-то через полгода я объясняю, что у нас есть очень способная молодая сотрудница, которая как раз мается без квартиры. А с другой стороны, есть небольшая квартирка, которую никто все равно почему-то не берет. И было бы неплохо — тем более, что это практикуется — эту квартиру, скажем, за полцены продать этой сотруднице, а еще лучше — передать вообще. И таким образом через год ты получаешь назад свою квартиру, из которой ты и не думала выезжать, платишь за нее в лучшем случае половину стоимости — и даже если не считать процентов, числишь за собой в качестве прибыли вторую половину.
— Спасибо, Алеша, — поблагодарила Галя, — но я должна подумать.
— Подумай, конечно, но это совершенно проверенная схема. У нас уже человек пять ее провернули: Олег с Зеленоградского филиала — ты его знаешь?
— Нет.
— Ну еще Сашка Кузьмин — он сейчас в Штатах — и Клара Золотова, жена Бориса.
Борис был менеджером соседнего отделения — Галя немного знала его; знала и то, что несколько месяцев назад он женился на своей молодой сотруднице. Упоминание Клары прояснило для нее ситуацию — конечно, то, что предлагал ей Леша, было типичным жульничеством, попыткой нагреть собственное начальство. Но гарантией ее, Гали, безопасности служило хорошее отношение с его стороны, подогреваемое, возможно, личным интересом. И, как знать, может быть Алексей Львович думает, что эта квартирная афера окажется тем первым толчком, который даст новое развитие их отношениям.
Хотя Алексей Львович и был старше Гали на пятнадцать лет, но он еще был, что называется, видный мужчина. Уже в первую неделю работы Галя обратила внимание на его крепкую мускулистую фигуру в малиновом кашемировом пиджаке. Правда, ее по-прежнему немного раздражал его громкий смех и развязные манеры. Впрочем, когда Галя переходила в «Наш дом», она вполне отдавала себе отчет в том, на что она идет: за ним прочно утвердилась слава богатой, но довольно сомнительной фирмы. Галю, однако, не интересовало, откуда взялись те деньги, на которые учредители «Нашего дома», «Плющ-банка» и еще полудюжины крупных и средних фирм раскрутили свое дело: были это деньги КПСС, как полушепотом рассказывало начальство, или деньги мафии, как еще более тихим шепотом говорили сотрудники — Галю это не волновало. Она твердо знала, зачем она пришла сюда работать — а происхождением денег ее начальства пусть занимается милиция.
Так или иначе, хотя Галя предпочла бы сохранить с Алексеем Львовичем только профессиональные отношения, она согласилась. Лишняя тысяча долларов в месяц очень помогла ей: именно благодаря этому довеску она купила себе машину и смогла платить больше денег Антонине Ивановне, хотя та вовсе и не просила о прибавке.
Галя насухо вытерлась махровым полотенцем и на цыпочках прошла в комнату. Она с нежностью посмотрела на спящую маму и тихо улеглась сама. Она была недовольна собой: вечер, казалось ей, прошел зря. «Неужели я поехала на этот день рождения только чтобы уесть Вику?» — спрашивала себя Галя засыпая. Даже во сне она не решилась бы признаться самой себе в подлинном мотиве своего поступка: как глупая девятиклассница, Галя надеялась встретить на этой вечеринке того мужчину, о котором она не переставала мечтать все эти годы. Она не знала ни его имени, ни сколько ему лет, где он живет. Но часто- часто его лицо вставало перед ней, будто она видела его много раз. Черты его были расплывчаты, она даже не могла бы сказать, есть ли у него усы и борода, и какого цвета его волосы. Помнила она только теплый свет его зеленых глаз, сияющих в ее снах. Сколько она помнила себя, еще девочкой, ей часто являлись во сне эти неземные зеленые глаза. Она не знала о нем ничего, но знала, что он существует и тоже ждет встречи с ней. Поэтому Галя так жадно впитывала взгляды мужчин, словно пытаясь одной ей известным способом узнать в этом потоке того единственного, который грезился ей столько лет. Никому и никогда Галя не рассказывала об этом и, сейчас виня себя за ненужную гордыню, заставившую ее рассчитаться с Викой