отпарировал обожженный воин. Возможно, в другое время они бы либо хохотали над шутками друг друга, либо хватались за ножи от обиды. Но сейчас, глядя на ожившее сказочное чудовище, шутили они совсем по другой причине – для того, чтобы постоянно помнить о том, что они – люди, отважные воины Орды, а не вопящие от суеверного ужаса, теряющие разум существа, со всех ног бегущие подальше от этого страшного места.
– Все-таки великий воин наш Субэдэ, – покачал головой обожженный воин. – Клянусь очагом юрты, в которой я родился, что со времен Потрясателя Вселенной мир не знал более храброго воина.
– Да уж, – кивнул второй воин. – Вот бы кому быть ханом…
Обожженный воин резко обернулся и ударил по губам собеседника тыльной стороной тяжелой кожаной перчатки, усиленной нашитыми на нее полосами железа.
– Молчи, дурак, – прошипел он. – Старики говорят, что Непобедимый слышит все, что говорят люди за пять полетов стрелы. Потому он всегда заранее знает планы врага. А подобные разговоры он ненавидит! Моли Тэнгре, чтобы он был сейчас слишком занят для того, чтобы слушать твою болтовню. Иначе мы оба очень скоро будем молить всех степных демонов о милости – чтобы нас быстро сожрала алмас вместе с твоими деревянными мозгами и моими несчастными ушами, которые вынуждены слушать твой бред…
Но воин был прав. В этом мире для Субэдэ сейчас существовали лишь он и жуткое наследие мертвого владыки Империи Цзинь. Полководец неотрывно глядел в глаза алмас, вместе со словами мысленными образами передавая чудовищу свою волю.
– Иди, алмас. Возьми это – и иди, – наконец сказал он, указывая на громадный квадратный щит, который за ночь смастерили рабы из цельных сосновых стволов. К щиту несколькими прочными волосяными арканами был примотан узловатый дуб, целиком вывороченный из земли и начерно очищенный от ветвей и корней. У дерева был мощный комель, отчего оно напоминало огромный пест, которым шаманы толкут в ступах свои снадобья.
Алмас не могла ответить – ее глотка не была создана для человеческой речи. Но сейчас она понимала все, что говорил ей Субэдэ. И полководец знал, что его приказ будет исполнен в точности. Иногда Субэдэ спрашивал себя – что именно понимает алмас? Его слова? Его мысли? Или все-таки он сам был просто придан кинжалу из неведомого черного металла для того, чтобы на понятном для чудовища языке озвучивать волю бога, заключенного в пхурбу? Порой в мгновения, когда перед ним приоткрывалась завеса иного мира, и такая мысль закрадывалась ему в голову. Когда двое воинов идут рядом, один из них всегда будет умнее и хитрее другого.
Субэдэ усмехнулся. Какая разница? То, что он делает, нужно Орде. А значит, нужно и ему. Лишние мысли всегда мешают действию…
* * *
– Зашевелились, – буркнул Тюря, нахлобучивая поплотнее шапку, набитую прошлогодней соломой и обшитую для крепости бычьей кожей.
– Слышь, Тюря, – бросил ему усатый сотник, доставая стрелу из колчана. – Шел бы ты на проезжую башню. Здесь сейчас стрелки понадобятся, а ты со своим топором ни к селу ни к городу.
Тюря насупился.
– Зря дуешься, – сказал сотник. – Там наших двое всего. Мало ли что.
– Ладно, – недовольно пробурчал Тюря и побрел куда велели.
А на стенах закованные в латы дружинники в который уж раз за сегодня проверяли луки и самострелы. Перед битвой оно никогда не лишнее.
Внизу, под стенами, толпился бездоспешный люд, готовый по первому приказу метнуться туда, куда прикажут суровые княжьи воины – стрел поднести, раненого со стены снять, котлы с кипятком по всходам взнести, ежели враги на стены полезут – да мало ли что может понадобиться витязям, на которых в случае чего всегда первый удар приходится. А уж коли вражья сила все же на стены влезет да строй дружины прорвет – тут уж простой люд как раз со своими топорами да рогатинами подоспеет. Порой и без этого норовили на забрало влезть да подсобить хоть в чем, лишь бы не томиться внизу в ожидании.
Только гоняли мужиков со стен суровые гридни. Мягко, до поры просили не лезть под руку. Вон Тюрю тоже спровадили – правда, за каким-то лешим не с глаз подальше, а на самую главную башню, куда основной удар направлен. Тюря, он длинный, как жердь, и жилистый, будто из канатов плетенный. Самострел натягивать самое для него дело. Потому как порой и в четыре руки непросто совладать с усиленными железом луками, которые приладил ко многим самострелам узкоглазый купец. А Тюрина силища для такого дела может сгодиться. Крепок детинушка вырос. Жаль, что умишко детским остался.
Наконец, солнце выбралось из-за кромки леса. И тут же, будто проснувшись, зарокотали барабаны Орды. Напряглись спины дружинников на стенах, жала стрел нацелились в степь. Хотелось мужикам спросить снизу, что там да как? А нельзя. Время для разговоров кончилось…
Вновь из степи катился сплошной вал, нарастал топот копыт и душераздирающее визжание сотен всадников. И казалось, сейчас сомнет тот вал ряд заостренных кольев, перекатится через ров и захлестнет бревенчатые стены вместе с ниточкой его защитников…
Воевода надвинул на лицо железную маску-личину.
– Пр-р-р-иготовиться! – разнесся над стеной его приглушенный металлом рык.
Сзади скрипнул оттягиваемый назад рычаг камнемета, установленного на огромном деревянном колесе, ось которого была глубоко всажена в землю. Четверо дюжих мужиков, взявшись за рукояти, ввернутые в колесо, готовились повернуть гигантскую машину по первому приказу Ли, который стоял на стене, спрятав кисти рук в широкие рукава шелкового халата. Мужики косились на него подозрительно, но слушались – воевода приказал лично: все, что касаемо камнеметов да самострелов, отныне в ведении этого чжур… сразу и не выговоришь. Странный он, этот Ли, за версту чуется, что пришлый. Но дело свое знает. Вон как за Митяя они с Никиткой отомстили вражьей силе! Даст Бог, и мы лицом в грязь не ударим. Только вот что в ту здоровенную ложку камнемета сыплет из мешка кузнец Иван? Точно не камни. А что?..
Внезапно на стенах стало тихо. И степные барабаны замолкли – лишь копыта коней продолжали терзать землю…
– Видали уже вашу карусель, – прошептал Кузьма, приникая к самострелу. Стоящий рядом Тюря напрягся, сжимая потными ладонями рукоять топора. Эх, погнать бы дурачка бестолкового. Влез на башню как раз перед вражьей атакой, да не до него сейчас. Ох, как не до него…
И вдруг разом показалось защитникам крепости, будто на этот раз ордынские кони летят вперед сами, без понукания, намного быстрее того, что дала им природа, подгоняемые чем-то страшным, движущимся сзади. И приближался, приближался, приближался неотвратимый топот, разрывающий тишину…
– Уррр-урррагхх!!!
Сотни глоток выдохнули разом боевой клич степи – и вновь распался надвое конный вал, считанные сажени не докатившись до смертоносных кольев и выплюнув в воздух вместе с боевым кличем рой смертоносных стрел…
Лучники на стенах пригнулись без команды. А когда встали вновь…
Диковинное зрелище открылось им.
Ко рву напротив проезжей башни сам собой приближался гигантский щит, связанный из древесных стволов. Да не щит – мост! Настоящий мост, по которому так просто подвести таран, который во-он там, в отдалении уже вновь тащится по дороге.
Но каким образом сам собой прется ко рву тяжеленный щит, который и с десяток воинов не вдруг на себя взвалят. Не колдовство ли?
Не колдовство.
Шит взобрался на взгорок и стали видны под ним серые мохнатые ноги, бегущие со скоростью хорошего коня.
Воины выстрелили без команды, но щит уже нырнул вперед со взгорка, и стрелы воткнулись в дерево, не причинив вреда серым ногам.
– Уррраггх!!!
Новый ливень стрел обрушился на стены. Хошь не хошь – присядешь, коли не мечтаешь получить под шлем степной гостинец. А когда вновь высунулись, то и не сразу вспомнили воины, что луки у них в руках…
Мост грохнулся поперек рва. А на него вскочил здоровенный зверь. Человек не человек, лешак не
