перевел взгляд на меня. Он что, обдолбанный, что ли?
— Присаживайся, — произнес парень негромко. — Я успел забыть обычай, когда для того, чтобы сесть к огню, требовалось разрешение. Огонь — он ведь общий, как и весь мир.
Точно хиппи. Но что значит «успел забыть обычай»? Подобный обычай существовал лишь в одном месте, о котором я искренне хотел бы забыть. И то место — не в этом мире…
Я тяжело рухнул рядом со странным незнакомцем и едва не завалился на бок. Парень продолжал задумчиво ворошить дрова. Потом неторопливо выкатил из костра запечатанную консервную банку, осторожно обернул ее куском замусоленного брезента, поставил на асфальт, достал из кармана снайперский патрон с пулей, сточенной на треть, и принялся вскрывать консерву, методично хлопая ладонью по капсюлю. Нормальная тема. Дырок сто набьет — можно будет крышку выдавить.
Несмотря на то что я готов был с минуты на минуту отрубиться, мне стало смешно. Я вытащил из чехла свой нож и протянул его парню рукоятью вперед.
— Так будет… проще, — процедил я сквозь зубы. Нижняя челюсть уже почти не двигалась, словно ее связки и мышцы залили горячим воском и дали остыть.
Парень кивнул:
— Спасибо. Мой нож сломался недавно. И хотя мне уже принесли новый, я все никак не соберусь его забрать.
Банку он вскрыл неожиданно ловко. Чтобы вот так, одним движением взрезать жестяную крышку боевым ножом, необходим немалый опыт, в том числе — и владения боевым ножом.
Поставив открытую консерву на асфальт, парень обтер клинок тем же куском брезента, но, прежде чем вернуть мне нож, прочел вслух надпись на нем:
— «Сталкер». Забытое слово… Когда-то оно было мне хорошо знакомо…
— Просто нож… так называется, — сказал я. — Оставь себе… Мне он больше не понадобится.
Парень оторвал взгляд от «Сталкера» в своей руке и посмотрел на меня так, будто только что увидел.
— Благодарю, но он мне нужен лишь для того, чтобы открыть банку. Кстати, ты поранил лицо… — произнес он задумчиво.
«Спасибо, кэп», — подумал я. Открывать пасть лишний раз было уже непозволительной роскошью.
— Клинок, смазанный ядом потолочника, — продолжил мой более чем странный собеседник. — Рана нанесена прошлым вечером. Странно, что ты еще жив.
Он положил нож рядом с открытой банкой, покопался в своих лохмотьях и извлек оттуда потертую и помятую сувенирную флягу. Такие одно время продавали в каждой палатке во всех странах СНГ. Китайская поделка, в которой любой более-менее достойный продукт через сутки приобретает привкус ржавого гвоздя.
— Сделай два глотка, — сказал парень. — Но не больше.
«Жалко, что ли? — подумал я, принимая привет из далекого прошлого. — Неравноценный ответный презент за хорошее пырялово».
Но спорить не стал. В конце концов, это я к нему пришел, а не он ко мне. Кстати, а может, мертвец слегка ошибся? Или подколоть решил перед тем, как снова склеить ласты в своей могиле? Может, в этих местах водится другая тварь, суровая, солидная с виду и сильно компетентная в вопросах излечения кандидатов на тот свет?
Напиток был экстремально крепким, это я почувствовал даже своей почти онемевшей глоткой. И дыхалкой тоже почувствовал, когда капля адского зелья попала в нее.
Я закашлялся и чуть не выронил флягу. Хорошо, парень успел забрать ее у меня прежде, чем я уронил в костер его китайскую поделку.
Зверский кашель принудительно разодрал мои челюсти, спаянные отеком, и бросил меня на землю. Держась за горло, я чувствовал, как мне на шею льется что-то теплое и омерзительно вонючее.
«Рана открылась, — пришла равнодушная мысль. — И пить я разучился… Второй раз за двое суток не в то горло — это уже тенденция…»
Однако это было еще не все. Вслед за ядреным напитком в дыхалку на вдохе попал гной из открывшейся раны, и я зашелся в новом приступе кашля…
Возможно, я отрубился. Скорее всего так и было, потому что, когда я осознал себя лежащим на холодном асфальте, парень сидел у костра и спокойно скреб своим патроном какую-то железяку. Не помню, чтобы он доставал ее откуда-то. Рядом с ним стояла все та же закопченная банка, только пустая, а из нее торчала рукоять моего «Сталкера». Хммм… Теперь уже не моего.
Я приподнялся на локте. Странно. Я думал, что это движение дастся мне с гораздо большим трудом.
В ноздри ударила вонь. Ну конечно. Рядом со мной — лужа блевотины, щедро приправленная желтым гноем.
Я отодвинулся от нее подальше. На душе было мерзко. Не люблю, когда другие люди видят мою слабость.
Хотя парню, похоже, мои переживания были до фонаря. Он увлеченно скреб стальным сердечником сточенного патрона… бронепластину бронежилета.
От такой картины я аж позабыл все свои горести. Интересно, что это он делает? Никак подпись решил оставить? Так на «здесь был Вася» таким макаром у него пара месяцев точно уйдет, на бронепанели-то сталь идет нехилая.
Словно прочитав мои мысли, парень отложил свои художества и посмотрел на меня через костер. Если и оставалось в этом человеке что-либо живое, то оно пряталось где-то в глубине темных, неподвижных глаз. Лицо же оставалось спокойно-равнодушным. У давешнего набальзамированного трупа в костюме и то было куда лучше с мимикой.
— Полегчало, — сказал парень без намека на вопросительные интонации. — Яд держится в человеке, лишь если человек сам позволяет ему задержаться. Так же, как и дурные мысли, настроения, желания…
— Что было… во фляге? — спросил я, осторожно двигая языком. Не скажу, что самочувствие было шикарным, но, во всяком случае, на пятой точке сидел я довольно уверенно.
— Спирт, — слегка пожал плечами парень. — Спирт вообще лучшее лекарство почти от всех болезней, кроме старости. В старости же он часто единственное снадобье, спасающее от тяжелых воспоминаний о прошлом.
Последние слова он произнес как-то… по-другому. До этого его речь была ровной, равнодушно- безжизненной. Но когда он заговорил о старости, мне вдруг почему-то показалось, что он имел в виду себя. С такой легкой грустью мог говорить на эту тему лишь человек, за плечами которого многие и многие годы. Долгие и однообразные, как вечный багровый вечер в аду…
Я подвигал челюстью. Аккуратно щелкнул зубами. Не сказать, что все в ажуре, но по ощущениям намного лучше, чем было. Я медлил, опасаясь дотронуться до лица. Вдруг вместо щеки пальцы коснутся сгнившего мяса и обнажившихся под ним коронок? Потому я непроизвольно тянул время, внимательно следя за работой парня.
Через полминуты я понял: он не выскабливал что-то на пластине закаленным сердечником снайперского патрона. Он вытачивал из пластины то ли фигурку, то ли эмблему… Нет, у него реально не все дома! На такую работу, выполняемую вручную, могут уйти месяцы. Да что месяцы — годы!
Словно почувствовав мой взгляд, парень поднял глаза, посмотрел на меня — и несмело улыбнулся.
— Многие удивляются, — произнес он. — А мне нравится.
Он полез в карман и, достав оттуда горсть каких-то железок, протянул руку прямо над костром:
— Хочешь посмотреть?
Языки пламени взметнулись было вверх, словно почуяв поживу. Но, коснувшись рукава его рубахи, вдруг словно одумались и осторожно обняли руку парня, словно дрессированные огненные змеи. Его предплечье было полностью в огне — но пламя не причиняло ему ни малейшего вреда.
Отказываться было невежливо. Не знаю — то ли спирт из фляги был причиной улучшения моего
