курильщик со стажем. Запах сигар Сталка мне изначально не понравился, но я втайне надеялся, что это лишь вышеупомянутый эффект курилки и что, когда сам начнешь смаковать сигару, ощущения будут другими…
Надеялся зря. «Запах победы» оказался еще хуже, чем ожидалось, а вкус у нее — таким, что я чуть не блеванул. Твою мать, символично. Помнится, в моем мире пели, что вкус победы — это вкус чьей-то боли,[7] а запах победы такой же едкий, как дух поражения.[8] Поэты были правы. Во всяком случае, к сигаре Сталка эти слова относились на все сто процентов.
Я прицелился и щелчком отправил окурок в лужу у подножия платформы. С этим разобрались. Курение — это не моё ни под каким видом. И точка.
Оставалось немногое. Почистить оружие и двинуться в путь.
Первый пункт плана занял немного времени. СВД Сталк так и не расчехлил, а единственный выстрел, произведенный из автомата, не оставил много нагара в стволе. Нагар же, осевший после него в душе, не в счет. Такое не вычистишь. Такое можно только приказать себе забыть — и изо всех сил стараться неукоснительно выполнять приказ…
Я поднялся на ноги, закинул за спину рюкзак и СВД, повесил на шею автомат. Да, можно много говорить о том, что война — это кошмар, который творят люди с оружием в руках. Но увы, только оружием можно остановить войну, слова здесь бессильны. И черт возьми, если суждено мне по жизни идти долиною смертной тени, то не убоюсь я зла. Потому что я реально готов стать самым страшным злом в этой долине для тех, кто поднимет руку на моих друзей…
В чаще деревьев послышался треск, и на поляну вывалилось что-то невообразимое, похожее на очень грязный таз на ножках.
— Хелло, босс! — заорал таз. — Ты не представлять, как я рад тебя видеть!
Я усмехнулся. Не иначе хитрый робот вживил мне какой-то датчик, и теперь от него так просто не отвяжешься. Спрашивать бесполезно, всё равно не признается, так что придется принять его как неизбежное зло. Или как друга, что порой бывает одно и то же.
— Аналогично, Колян. Я тоже рад, что тебе удалось выбраться из той переделки возле базы маркитантов.
Но, похоже, серву уже было не до меня. Его рачьи глазки уставились на памятник за моей спиной.
— Босс, мой спектрометр показывать, что это чистый бронза, — восхищенно произнес серв. — Это как раз то, что мне не хватает для…
— Конфуция не трожь, — строго сказал я. — И вообще, разрушать памятники — это неправильно. Хочешь идти со мной — пошли.
— Хочешь, — отозвался серв, с сожалением отворачиваясь от памятника. — Иначе бы мой не искать так долго свой босс. А там, куда идти хозяин, есть много еда для голодный серв?
— Боюсь, что скоро ее там будет слишком много, — ответил я.
Эпилог
Костер взметнул свои языки к ночному небу — и опал, словно истратив все силы в этом безуспешном рывке. Шаман удовлетворенно кивнул и спрятал под лохмотья мешочек с измельченными в порошок костями белого фенакодуса, смешанными с сушеными корнями горюн-травы. Духи-покровители клана приняли жертву, и этой ночью возле священного костра не будет произнесено ни слова лжи. В противном случае рассказчик позавидует доле дампов, заживо разлагающихся от неизвестной и неизлечимой болезни.
Вождь клана сидел на возвышении, искусно сложенном из кирпичей и накрытом толстой шкурой жука-медведя, взятой с подбрюшья. Мало кто знает, что под хитиновой броней чудовища находится самый лучший мех, который можно достать под Серым небом. Но и мало кто умеет добыть жука-медведя и при этом сам остаться в живых.
Люди клана Огненной Крысособаки умеют. И пусть некоторые презрительно зовут их трупоедами. Нет ничего зазорного в том, чтобы съесть плоть убитого врага, — ведь при этом в воина переходит вся сила мертвеца. Если, конечно, знать, какие части можно есть, а какие нет. А то вместе с силой может перейти какая-нибудь зараза. Или дурь, которую не выгонит из бестолковой башки ни один шаман, даже самый опытный.
Шаман клана был весьма опытным и в излечении болезней, и в предсказании погоды, и в проведении ритуалов. Сильно прихрамывая на левую ногу, которую еще в молодости изуродовал водяной осьминог, шаман приблизился к трону вождя и произнес:
— Все готово, Величайший. Можно начинать.
Речь шамана была певучей, с переливами, которые недоступны примитивным голосовым связкам хомо. Когда люди клана Огненной Крысособаки общаются между собой на своем языке, их речь напоминает прекрасную рассветную песнь бабочки-падальщика. Это общаясь с хомо им приходится приноравливаться к их убогой речи, отчего примитивные двуногие, имеющие наглость называть себя людьми, считают вормов существами низшего сорта.
Вождь кивнул медленно, с достоинством. Как и подобало вождю на важных церемониях, сейчас он был облачен в свободные одежды, искусно сшитые из выделанной кожи молодого рукокрыла. На плечи вождь набросил плащ из шкурок хоммутов, а его голову украшал сложный убор, который венчала голова крысособаки с оскаленной пастью. Поговаривали, что это и есть та самая Огненная Крысособака, давшая имя клану и ставшая его тотемом. Никто уже не помнил, чьи руки сработали головной убор вождей клана, передаваемый из поколения в поколение. Но не было ничего удивительного в том, что он до сих пор оставался в таком прекрасном состоянии, — искусством сохранять отрезанные головы живых существ в первозданном виде любой охотник, рыболов или перевозчик клана владел в совершенстве.
На сегодняшнюю церемонию были приглашены представители всех влиятельных кланов округи. Пришли люди Трясины с Яузских болот, тощие, похожие на голодных мороков, вылезших из Поля Смерти. Явились двое послов из клана Черных Сколопендр, что охотятся на развалинах свибловской промзоны. Пришел высокий, сильно татуированный воин, называющий себя Тенью Вождя племени Жуков-Медведей. Жрецы Жуков утверждают, что страшные шестиногие муты с начала времен покровительствуют их народу. Правда, злые языки поговаривают, что все гораздо проще — мол, пустоши, на которых они живут, раньше назывались «Медведково», а уже позже вожди и шаманы придумали красивую легенду о жутких духах- покровителях…
Вот только из урочища Красных сосен не пришел никто, хотя за ними посылали дважды. Ну и котях с ними, с лесовиками. Пусть и дальше танцуют вокруг своих хищных деревьев и бьют им поклоны, а важные новости узнают последними.
Всего вокруг костра сидело человек двадцать. Вождь еще раз оглядел присутствующих. Все такие разные… И, тем не менее, все одной крови. Сильные, умелые, с крупными чертами лица, отличающими их от других человекоподобных тварей. Каждый из них воин, способный в одиночку прокормить себя и свою семью, но предпочитающий жить в клане, умножая его мощь и влияние. И какая разница, кем они были в прошлом — охотниками, огородниками, рыболовами или простыми перевозчиками. Каждый из них пробился к вершинам и был удостоен чести узнать первым Великую Весть, которая сегодня ночью прозвучит у этого костра. И уже с рассветом во все стороны разнесется молва о том, что наконец-то настало Новое Время, которого много лет так ждали все, живущие под Серым небом…
Священный костер, получивший свою жертву, хорошо освещал лица всех присутствующих. И вождь прекрасно видел, как они вытянулись, когда в круг, начерченный на земле ритуальным кинжалом, вошел простой перевозчик в грубой одежде, неловко пряча за спину руки, намозоленные о весло его лодки. Ничего, скоро они запоют по-другому. Во многих легендах сказано, что Серое небо и духи-покровители не раз посылали свои знаки не великим воинам и героям, а простым людям, на натруженных плечах которых держится мощь всего рода вормов.
— Расскажи, что ты видел, — тихо произнес вождь, нисколько не сомневаясь при этом, что его голос
