розоватого валуна сворачивали к санаторию. Здесь на пляже им встречалась обычно Ольга Владимировна. Она сидела прямо на песке и смотрела вдаль.
– Оленька, не сидите на холодном песке. Давайте я вам постелю свою куртку, – каждый раз Анатоль говорил ей одно и то же, и каждый раз она поднималась и возвращалась вместе с ними в санаторий.
Как-то раз туннельный бухгалтер выказала Анатолю наибольшую благосклонность, и он отказался от утренней прогулки с «воплощением молодости и женской прелести», как он слащаво называл Аню. Ее это совсем не расстроило, наоборот, приставучий старик, хоть и не особенно надоедал, но нагонял на нее легкую тоску.
Она сняла кроссовки, прошла к воде и потрогала воду ногой, будто собиралась купаться.
– Как водичка? – послышался сзади приятный голос Ольги Владимировны.
– Около берега ничего, но еще пару шагов, и ноги будет сводить, – ответила Аня.
– А я бы рискнула, но только с костром и водкой…
– А я бы за компанию, – добавила Аня.
Они немного посмеялись собственной показной смелости и пошли вместе, но не по обычному маршруту, а в обратном направлении.
– Где же ваш кавалер? – спросила Ольга Владимировна. – Уж не изменил ли он вам с сестрой-хозяйкой? Почему он до сих пор не обратил внимание на свою ровесницу?
– Татьяна Викторовна заронила в нем надежду.
– Анатоль променял мечту на надежду, – серьезным голосом пошутила она. – Дай бог, чтобы все у человека было вовремя. Первая любовь, женитьба, дети, внуки, смерть. Чтобы человек не выглядел так, как вот эта пляжная раздевалка, но только зимой, засыпанная снегом, на берегу обледенелого залива. Как отвратительны бодренькие старики, бегающие за молодыми женщинами, но противны и рассудительные юноши, просчитывающие жизнь, не верящие, что жизнь бесконечно долгая и еще можно без оглядки валять дурака…
– Ой! – воскликнула Аня. – А я не верю в бесконечную жизнь и стараюсь не валять дурака.
– Вы уже женатая женщина, можно сказать, матрона. Это ваш муж был за рулем «вольво»?
– Боже упаси, – взмахнула Аня рукой, чтобы отстраниться от такой мысли и одновременно сохранить равновесие на мокрых камнях. – Человек, конечно, ко всему привыкает, но жить с такой азиатско-уголовной физиономией!..
– Чему вы смеетесь? – удивилась Ольга Владимировна, когда Аня вдруг рассмеялась чему-то понятному только ей.
– Это я сквозь слезы. Рассуждаю об уголовных физиономиях, а у самой муж сидит в «Крестах»…
– За что?
– За убийство, – просто ответила девушка и внимательно посмотрела на Ольгу Владимировну. Сейчас та сошлется на обязательные процедуры или придумает еще какой-нибудь предлог, чтобы вежливо раскланяться с женой убийцы. Но женщина так же медленно брела рядом по пустынному пляжу.
– Вас не шокирует, что вы совершаете моцион с женой убийцы?
– А вас не шокирует, что вы совершаете моцион с убийцей? – спросила в ответ Ольга Владимировна.
– Вы хотите сказать, что убили человека? – Аня остановилась, и ее босые ноги по щиколотку зарылись в мокрый и холодный снизу песок.
– Вы только не подумайте, что я какая-то Никита. Нет, все было банально и просто… Я сидела в КПЗ, потом был суд. Адвокат говорил про смягчающие обстоятельства, про состояние аффекта, про самозащиту, досадную случайность… Это подействовало на суд, на приговор, но разве это меняет что-нибудь во мне самой? Женщина дает жизнь, убивать она не должна ни при каких обстоятельствах. Лучше ей самой умереть, уйти в пещеру, монастырь. Если бы я тогда знала, что человека убить так легко, что он так же хрупок, как хрустальная ваза!
Аню пробирал холод, исходящий и от сырой земли, и от понимания, какое страдание держит в себе эта женщина. Ей пришло в голову, что ее мука похожа на ребенка, которого она носит в собственном теле, но который никогда не родится. А так хотелось утешить эту женщину, больше того, Ане вдруг захотелось подружиться с ней.
– Ольга Владимировна, я вот что хочу вам сказать. Я сейчас это вдруг ясно поняла. Пока еще неизвестно, убил мой муж или нет. Вроде, все указывает на него, и причины у него были на это убийство, и он последним видел убитого, и косвенно все на него указывает, да и сам он уже признался. Его бы давно уже засудили. Только следователь попался очень необычный, сомневающийся чудак, заварит зеленый чай странным способом и думает о жизни, о вечности. Разве таким следователем можно быть? Так вот, я сейчас для себя твердо решила, что если мой муж убил, я его никогда не брошу, каким бы ничтожеством он ни был, как бы ко мне ни относился. Мне это трудно объяснить, но это я решила твердо. Я уже говорила это, но еще прикидывала, а сейчас твердо решила. Как в воду! Пусть говорят, что я играю в декабристку или в достоевщину. Это глупости. Я поступаю по велению души…
Ольга Владимировна смотрела на нее и улыбалась. Ее утомленное жизнью лицо подобралось и помолодело. Ане показалось, что она угадала жизнь этого женского лица. Сначала оно было красиво молодой, безупречной красотой, которую тиражируют кино и журналы. А потом было тяжелое внутреннее страдание, переживание своего греха, один на один с собой. Вся красота ее душевной борьбы отразилась на ее лице очень честно, откровенно.
– А вам хочу сказать, Ольга Владимировна, что вы удивительно красивы!
Женщина неожиданно смутилась и даже покраснела.
– Может, когда-то я и была красива, – ответила она. – А теперь мне нужны шейпинги, бассейны, массажи. А еще надо делать операцию.
Она провела ладонями по лицу, как молящаяся мусульманка.
– Не надо портить себя! – чуть не закричала Аня. – Пока я здесь, я буду вас разубеждать ежедневно, ежечасно. Я обязательно поговорю с вашим мужем, чтобы он вам не позволял портить настоящую женскую красоту.
– Вы еще очень молоды, Анечка, – улыбнулась Ольга Владимировна. – Вы сказали, что не играете в достоевщину, а сами говорите точь-в-точь, как Аглая из «Идиота» или Катенька из «Братьев Карамазовых». Вы не обидитесь, если я вам кое-что подскажу? Когда вы говорили, мне показалось, что вы влюбились…
– В своего мужа?
– Нет, в следователя. Вы говорили про него, а мне пришло в голову: вот рассказывает, рассказывает, а сама влюбляется с каждой минутой. Еще немного, и будет по уши. А то, что вы собираетесь себя в жертву мужу принести – так вы еще просто не осознали своей новой любви, а переносите свое новое состояние на старую любовь. Но скоро вы все сами поймете…
– Это он в меня влюбился! Слышите?! – закричала вдруг Аня и… расплакалась.
– Будет, будет, – утешала ее Ольга Владимировна, прижимая к себе. – Совсем еще девочка, хоть и матрона, и декабристка, и Аглая. Я уже вся мокрая от твоих слез. Доктор Хачатурян скажет, что я купалась, чем грубо нарушила санаторный режим. Еще освободит от отдыха досрочно…
Аня подняла на нее глаза. В них уже горели задорные огоньки, хотя ресницы были еще мокрые.
– Ольга Владимировна! А пойдемте купаться! Всего-то шестое сентября. Назло всем!
– Николай Пророк уже, кажется, недели три, как камень опустил в воду, по народному поверью.
– Чихать!
– Вот-вот, будем потом чихать. Да у меня и купальника нет.
– А кто увидит? Кому в голову взбредет такое, кроме нас? Ну, решайтесь! Слабо?
– Ничего не слабо! – обиделась Ольга Владимировна. – Ну, только одним махом, туда и обратно… Чего ты на меня уставилась? Или ты собираешься купаться в одежде?
– Вы богиня, Ольга Владимировна! Никогда еще я не купалась с богиней! Только с разбега, а то ноги сведет! Я все решила, надо жить, как в воду! Мамочка-а-а-а-а!…
Глава 23
Следующий случай –
Офелии болезнь, в которой все
