Аквалангисты не спускались под воду?
Женщина с облегчением перевела дух.
— Я так боялась, что землетрясение застанет ваших сотрудников под водой!..
— А ведь я узнал вас! — сказал Василий Николаевич с удивлением. — Вернее, ваш голос! Это вы вчера говорили по радио?
— Да. Но я тогда еще не знала, что к озеру прибыла экспедиция. Из Душанбе позвонили по телефону только полчаса назад.
Участники экспедиции взволнованно загомонили, перебивая друг друга. Федотов представил себе, как они обступили и забрасывают вопросами женщину, прискакавшую в лагерь. Наконец разноголосую сумятицу покрыл густой рокочущий бас Василия Николаевича:
— Но кто же вы? — закричал он. — Почему вы сообщили о землетрясении еще вчера?
— Я сейсмолог, — ответила женщина. — Я обязана знать о землетрясении заранее.
— И вы знали?..
— Не я одна. Я начальник центрального поста. Ко мне стекаются сообщения из других постов, расположенных на моем участке. Они, видите ли, разбиты в шахматном порядке, на расстоянии пятидесяти километров друг от друга. Так удобнее пеленговать и…
Федотов не расслышал вопроса.
— Конечно, — ответила женщина. — Бурят скважину. Глубоко! До двух километров! На дне ее устанавливают звукоприемник — прибор, который улавливает звуки различных тонов. Они передаются по проводам, выходящим из скважины на поверхность, при помощи светового луча записываются на фотопленку…
— Землетрясение фотографируют?
— Не только землетрясение, даже приближение его! Землетрясение предвещают звуки низкой частоты — шумы, гул. Понимаете, поверхности пластов начинают скользить, трение увеличивается… Вчера вечером на фотопленке были замечены зловещие зигзаги. Размах подземного маятника делался все длиннее и длиннее. Кроме того, мы стали получать сообщения и о других побочных признаках. Увеличилось число ионов в атмосфере, усилилось напряжение электрического поля. Все, как говорится, одно к одному… Землетрясение приближалось… Тогда я и сделала предупреждение по радио, выполняя свой долг сейсмолога.
Кто-то нетерпеливо спросил:
— Вы знали не только о времени, но и о районе будущего землетрясения?
— Вполне. Важно, чтобы наблюдение велось беспрерывно и охватывало возможно более обширную территорию… О, с нашими горами нужно держать ухо востро! Они у нас молодые, по молодости лет шалят…
Женщина засмеялась.
— Разумеется, относительно молодые, — пояснила женщина. — Их возраст всего каких-нибудь несколько миллионов лет. Но они еще продолжают формироваться.
— А Урал?
— Ну, Урал — старичок. Он совершенно безопасен. Опасны горы, которые входят в пояс разлома, в ту складку, которая опоясывает весь земной шар и тянется к нам от Пиренеев через Альпы, Карпаты, Крым, Кавказ, Копет-Даг…
Видимо, Василий Николаевич собирался подступить к сейсмологу с новым вопросом, но на него зашикали:
— Да подождите вы, Василий Николаевич! Дайте самое важное узнать. Скажите, товарищ сейсмолог: благополучно ли все обошлось, не было ли жертв?
— Нет! — По голосу Федотов понял, что женщина оживилась. — Нет, не было! Эпицентр землетрясения прошел юго-восточнее одного из городов. Я так и предполагала. По телефону сообщили: есть разрушения, из людей не пострадал никто. Ведь мы предупредили всех еще в полночь, за несколько часов до землетрясения. Конечно, эти часы были тревожными. Провести их пришлось под открытым небом, на бульварах и площадях. Но ведь ночи еще теплые.
— Я встану, — сказал Федотов слабым, но решительным голосом и отстранил поддерживавших его товарищей. — Нет, нет! Я обязательно встану. Я чувствую себя хорошо…
— Да ты в уме? Ты ранен. У тебя поднимется температура…
— Черт с ней, с температурой! Нет, братцы, не могу лежать! Пустите! Я потом объясню.
Пошатываясь, он вышел из палатки и остановился на пороге, придерживаясь за брезент.
Да, это была Максумэ. Он сразу же узнал ее, хотя в черных косах появились серебристые пряди.
Голова ее была не покрыта — видно, выбежала из дому, как была.
На Максумэ был белый халат, придававший ей вид врача. «Стетоскопа в кармане не хватает», — подумал Федотов.
Она смотрела на Федотова широко раскрытыми, ясными глазами, не узнавая его.
— О! Есть раненый! — воскликнула Максумэ с огорчением.
— Я видел затонувший город, — сказал Федотов вместо приветствия. — Я добрался до города!
— Не понимаю.
Ей принялись наперебой объяснять, почему у Федотова забинтованы плечо и голова, показывали то на фотоаппарат, по-прежнему висевший у него на шее, то на колыхавшееся внизу озеро. Максумэ только вертела из стороны в сторону головой, недоумевающе улыбалась, пожимала плечами.
— Я сам объясню, без комментаторов, — сказал Федотов и, шагнув вперед, отстранил археологов, теснившихся подле Максумэ.
— Вы просто не узнали меня, — произнес он мягко, обращаясь к ней. — Я Павел. Помните?
И, к изумлению Василия Николаевича и других, принялся перечислять, не спуская глаз с девушки:
— Москва, 1936 год, лохматый щенок на бульваре, гражданин с газетой, потом речной трамвай, разговор о Согдиане и о будущей вашей профессии, сломанный карандаш, полетевший за борт, и, наконец…
— А! Довольно! Я узнала вас!..
Максумэ не тронулась с места, но глаза ее под высоко вскинутыми широкими бровями засияли.
— Значит, вы добрались до озера?
— Как видите.
— Теперь сможете спокойно работать под водой…
— Конечно. Вы будете охранять меня.
— Да. Если возникнет опасность, я сразу же сообщу в ваш лагерь. Но, судя по ряду признаков, грозное мгновение повторится не скоро…
— А ведь я остановил мгновение, Максумэ! — сказал Федотов, не отрывая взгляда от милого знакомого лица. Снова, как много лет назад на Москве-реке, Павел не замечал окружающих людей, будто на берегу пустынного горного озера, остались только двое: он и Максумэ. — Я запечатлел на фотопленке то, что неповторимо.
— Затонувший город?
— Да. Вот он — здесь!..
И археолог поднял на ладони и показал Максумэ фотоаппарат, по отполированной поверхности которого скользнул быстрый солнечный зайчик.
Владимир Понизовский
В ТУ НОЧЬ ПОД ТОЛЕДО
