– Королева личинок, – поправился Михаил.
– Королева личинок? Ладно, пускай, – Аня неожиданно смирилась с этой ролью, опять стала серьезной. – Кто она, пятая?
– Обычная девушка. Маша Журавлева, студентка, девятнадцать лет, – вздохнул Корнилов. – Возвращалась домой с тренировки по таэквон-до. Причем, имела черный пояс. Готовилась со следующего года сама вести группу начинающих. Вот вам женские черные пояса! Хотя, наверное, я напрасно возмущаюсь. Та же картина, что и в первом, и втором убийстве. Спокойствие и покорность в позе, словно живая заложница лежит, боится пошевелиться. Нападал-то Обур, конечно, сзади…
– Ты называешь его Обуром? Ты думаешь, тогда с ним разговаривал на форуме, с настоящим убийцей?
– Не знаю. Надо же его как-то обзывать.
Я пару раз опять выходил на этот дурацкий форум, пытался вызвать его на разговор, но ничего не получилось. Молчит, затаился, словно находится где-то совсем рядом, и если начнет говорить с нами по телефону, мы его живой голос услышим.
– Ты замечаешь, от всех этих убийств, как тень какая-то черная, ложится вина на других людей? – спросила Аня, теребя Михаила за ухо, чтобы он не отрубился. – Первая девушка поссорилась со своим парнем. Он не пошел ее провожать, и она погибла. В смерти Синявиной есть моя вина… Не спорь! Не прямая, а какая-то скрытая, по судьбе, по карме, не знаю еще, по чему. Еще вина тамады, по глупости пославшего Люду за дождевой водой. Потом Оля… Это моя вина без всяких оговорок, отступлений. Мне ее замаливать до конца моей жизни придется и на потомков моих еще хватит…
– Я уже устал говорить на эту тему, – Михаил даже сел на кровати. – Разве можно обвинять себя за то, что не остановила дурацким вопросом прохожего? А ведь его жизнь, возможно, сложилась бы после этой минутной задержки совсем по-другому. В темный подъезд зашел немного позже и разминулся со шпаной, улицу перешел уже после того, как промчалась машина с пьяным водителем. Но ведь может быть и обратный вариант, Аня. Ты остановила человека, спросив дорогу, он сказал тебе длинный комплимент. А потом точнехонько вышел на шпану в темном подъезде, на наркомана в поисках денег на очередную дозу, под бампер машины на скользкой дороге… Ты только представь всех встречных-поперечных, с которыми обменялась фразами, взглядами. Что с ними потом произошло? Ты знаешь? Это все слепой, глупый случай, не видящий никого, ничего, ни меня, ни тебя, ни Синявину, ни Олю Москаленко… Вспомнил! – неожиданно воскликнул Михаил. – Вспомнил, кто слепо убивал человека у Паскаля. Вселенная, мир…
Аня с подозрением посмотрела на мужа и, на всякий случай, как бы поправляя ему волосы, потрогала лоб.
– Не смотри ты на меня так тревожно, исподтишка, – перехватил ее взгляд Корнилов. – Ты же лучше в этом разбираешься. Мыслящий тростник Паскаля. Человек погибает, он хрупок, беззащитен, но он знает, что гибнет. А всемогущая вселенная, убивая его, не знает этого… Надо будет Санчо это рассказать, не забыть, а то он, наверное, бедного Паскаля за дурака принял, в очередной раз усомнился в бесполезности отвлеченных знаний… К чему это я?
– По поводу вины, – напомнила Аня.
– А в гибели пятой девушки кто виноват? – спросил Михаил.
– Не знаю, может, тренер, который учил ее защите и нападению, ударам каким-то, тебе это лучше знакомо. Вручил ей черный пояс в торжественной обстановке, внушил уверенность в собственной неуязвимости…
– Но нападение было неожиданным, сзади, – возразил ей Корнилов. – Тут и я бы был бессилен. Это только Миямото Мусаси шел себе по ночному лесу, почувствовал легкое беспокойство в листьях деревьев или на душе. Разбираться не стал – выхватил меч и прочертил круг. Пятерых разбойников разрезал, как шоколадных зайчиков…
– Почему она не обернулась хотя бы, когда услышала сзади шаги? – спросила Аня. – Черный пояс помешал?
– Когда мы раскроем это убийство, – сказал мечтательно Михаил, – а мы его обязательно раскроем… я начну с тобой заниматься дзю-дзюцу. Что-то в тебе есть такое. Может, что-нибудь получится.
– Спасибо за комплимент, – усмехнулась Аня. – Я уже как-то подумала об этом. Знаешь когда? Когда двумя ногами ударила Расстегая в машине. Я правильно поступила?
– Может быть, ты приняла тогда единственно верное решение. А позанимайся я с тобой несколько занятий, ты стала бы заморачиваться, думать головой, не имя еще навыков. Сделала бы неудачное, несвоевременное движение. Ничего бы у тебя не получилось, Расстегай бы только разозлился… Кто был бы тогда виноват?
Сам испугавшись и этой ситуации, и своего вопроса, Корнилов умолк и задумался.
– Собак вот тоже жалко, – пробормотал он. – Вот уж не знаю, что они там понимали, когда их запихивали крючьями в фургон.
– Их усыпляли снотворным, – сказала Аня. – Стреляли шприцами через трубочки, как индейцы в дебрях Амазонки.
– А ты откуда знаешь? – спросил Михаил, правда, без всякого удивления в голосе. – Ты там, конечно, тоже побывала. Вот уж вездесущая…
Аня задумалась, а когда Корнилов уже лег поудобнее, с ненавистью поглядывая на будильник, спросила:
– Через три точки сколько можно провести прямых?
– Треугольник, то есть три прямые, – прилежно, хотя и со стоном, ответил Михаил.
– А если точки лежат на одной линии? – спросила Аня, выключая свет и выходя из комнаты.
– Завтра еще совещание у Кудинова, – донеслось до нее ворчание засыпавшего с именем начальника на устах Михаила.
– Обур, удди, куди, – прошептала Аня уже в коридоре.
В полутьме она нашарила в прихожей водительскую карту Петербурга, на ощупь подцепила в ящичке под зеркалом карандаш и обломок пластмассовой линейки.
На кухонном столе Аня занялась странной навигацией. Она отыскала на карте Петербурга три точки, потом приложила обрубок линейки и соединила их между собой. Получилась совершенно прямая линия, перерезавшая город на две неодинаковые части. Аня посидела какое-то время, вглядываясь в серые дороги и розовые кварталы домов. Подумав, нарисовала на прямой линии аккуратную стрелочку. Стрелка была направлена из города в область, где пятнами были обозначены зеленые зоны.
Ей казалось, что она только что присела, а уже звенел будильник, и Михаил, лохматый и злой, бежал в ванную.
– Мне кофе! – крикнул он на бегу.
– Ты же никогда его не пил, – удивилась Аня. – Может, все-таки чай?
– Кофе! – донеслось из ванной через шум воды.
Приблизительно на той же скорости Корнилов пробежал в комнату, потом в коридор, застучал каблуками, зазвенел ключами от машины. Аня каким-то чудом поймала его в дверях для прощального поцелуя.
Странное дело, спать ей совсем не хотелось. Было четыре часа ночи или утра. Если четыре утра, то когда вообще бывает ночь? Одевшись и выйдя на улицу, Аня убедилась, что ночь все-таки есть на свете. Это было самое ее время, приглушенное, утихомиренное. Ночь все на время сгладила, до утра примирила, вроде, справилась со всеми проблемами, но ничего не смогла сделать с постоянным, то нарастающим, то затихающим, но не до конца, гулом огромного города. Город был сильнее этой ночи на рубеже августа и сентября. Он давно победил ее тишину, ее темень давно была вытеснена подсвеченным снизу смогом. Да и такие полуночники, как Аня и ее муж, подливали масло в огонь, на котором сгорала темная, тихая ночь.
Аня впервые за все время проживания в этом доме увидела плотный, не выщербленный строй автомобилей перед подъездами. Только синего «Фольксваген-Гольфа», Олиного предпоследнего почти подарка – последним подарком Ольги Владимировны была Анина жизнь, – не было на месте. Аня достала карту, раскрыла ее под желтым фонарем, будто не могла сделать это дома на столе, при нормальном освещении. Транспорт еще не ходил, ночную попутку она ловить не решилась и пошла пешком по перпендикуляру к странной линии, указывающей куда-то за границу города.
