такой чеченец Халил Таймиев. Правда, брат у него воевал в банде Дзагоева. Но сам он, на первый взгляд, ни в чем таком замечен не был. На самом же деле – хитрый и коварный враг, который годами ждал своего часа, выпустил свою бандитскую пулю по указанию командира и опять на долгое время затаился…
– Все они – абреки, – подтвердил генерал. – Смотрят тебе в глаза, кунаком называют, только отвернулся – пуля или кинжал. Мне бы десантную дивизию под команду и полную свободу действий. За три дня Чечня была бы ниже Урюпинска, тише деревни Гадюкино. Стояли бы себе в очереди за пособиями и семечки лузгали в папахах. Счастливая жизнь…
– А мне бы дали фалангу Александра Македонского, – сказал Михаил Ане и Санчуку, – я бы тоже Кавказ покорил.
– А мне бы дали гарем, как у Шамиля, – подхватил тему Санчо, – я бы сам Кавказу покорился.
– Это кому гарем? – ткнула его локтем в бок недремлющая жена. – Ты с одной-то научись обходиться, обеспечивать ее всем необходимым, а потом гарем!
– Ты же за неделю проешь бюджет маленькой африканской страны! – парировал Коля Санчук. – Все необходимое для тебя на «Титаник» не поместится!
– То, что ты домой приносишь, даже в мыльницу не помещается, – возразила жена.
– Тише вы, – остановила их Аня. – Не ссорьтесь. У Шамиля не было гарема, он же был имамом.
Супругов Санчуков эта информация быстро примирила, правда, на короткое время.
– Ты соврала, хотя и во благо семьи Санчо, – прошептал ей на ухо Михаил. – У Шамиля было несколько жен, причем одновременно. Одна шила, другая готовила, третья детей воспитывала, а была еще молоденькая… прямая линия от пророка Мухаммеда. Она, так сказать, за идеологию отвечала.
– А ты откуда знаешь? – усомнилась Аня. – Это же не Япония, не Китай. Откуда такой интерес к исламу? Может, тоже задумываешься по поводу гарема?
– Это интерес не к исламу, а временное любопытство к Кавказу, – пояснил Корнилов. – Надеюсь, временное… Только для того, чтобы кое-кого из эрудитов и книгочеев посадить в лужу.
– Ну, погоди, знайка-зазнайка, – ответила ему Аня. – Я еще отыграюсь на своем поле.
А мое поле – огромный континент рядом с твоими крошечными островками Кюсю, Рюкю и так далее.
– Это мои-то острова крошечные? – возмутился Михаил. – Вот смотри. Юриспруденция, право…
– Нет, ты это все в одну кучку сваливай, – остановила его Аня. – А то я начну сейчас: журналистика, техника печати, теория репортажа…
– Хорошо. Готовь пальцы, потому что моих не хватит. Юриспруденция, Япония, дзю-дзюцу…
– Это относится к Японии, – Аня стукнула его кулачком по коленке.
– У дзю-дзюцу, между прочим, китайские корни, – усмехнулся Корнилов.
– Так и загибай тогда «Китай» и больше к этому не возвращайся.
– А так как Бодхидхарма пришел из Индии, я и «Индию» загну, – торжественно потряс пальцем Михаил.
– Вот «Индию» загибать не надо, – возмутилась Аня. – Немедленно разожми ее обратно. Об Индии ты не имеешь ни малейшего представления. Вот скажи, кто из них мужчина – Зита или Гита?
– Ясное дело, Гита, – ответил Михаил.
– Почему?
– Гита – он, Зита – она, – пояснил Корнилов. – Это очень просто.
– Вот и неправильно! – захлопала в ладоши Аня. – Это две сестры. Только одна затюканная, а вторая – наглая.
– Это ты, затюканная и наглая одновременно, не видела продолжения, – не сдавался Корнилов.
– Вера, Вера, – Аня запросила поддержки у жены Санчука. – Он говорит, что Гита была мужчиной…
Спор по поводу индийского кино, которого, по правде говоря, ни Михаил, ни Аня терпеть не могли, принимал экспрессивный, итальянский характер. Но Аня слишком хорошо успела изучить мужа даже за столь короткий срок супружеской жизни. Михаил шутливо возмущался, призывал Колю Санчука в свидетели, приводил какие-то фантастические доказательства, а сам внимательно прислушивался к тому, что в этот момент рассказывал в конце, вернее, начале стола Валентин Петрович, полковник Кудинов.
– После задержания Халила Таймиева повадилась ко мне ходить его мамаша. Страшная такая старуха, высохшая. Придет с утра к отделу внутренних дел местному, где у меня кабинет был, сядет прямо напротив моих окон и шепчет что-то, беззубым ртом шамкает…
– Страшно, – вдруг сказала Ася Марковна совсем по-детски.
– Сталин чеченский вопрос решил за один праздничный день 23 февраля, – обращаясь непосредственно к супруге Кудинова, сказал генерал. – Старух погрузить в рефрижераторный вагон, всех остальных тоже. Потом в порт Ванино, транзитный груз на остров Шокотан. Чеченская проблема будет у японцев. Не хотите, островов – не получите. Правильно я рассуждаю, Ася Марковна? Правильно…
– Однажды поехал я на один блокпост. Там один солдат зарезал другого, обкурившись. На обратном пути наш БТР захандрил, пришлось нам в лесу ночевать. Я на всякий случай подальше от БТРа устроился. Сделал себе такое гнездо из веток, замаскировался и уснул. Снится мне детство, поселок родной, родительский дом, огород, сарай, клетки с кроликами. Надо сказать, кролики в нашем хозяйстве всегда на мне были…
– Кролики во время брачных игрищ, когда свои супружеские обязанности вые… – порядком захмелевший генерал хотел выразиться деликатно, но в конце фразы съехал в ту самую ямку, которую так старательно обходил, – в смысле, выполнят… отваливаются на бок и верещат.
Кудинов сделал паузу, подождал, не скажет ли генерал еще чего-нибудь, и продолжил.
– Снилось мне в ту ночь в чеченских горах, как я кролика глажу. Сидит он у меня на руках, беленький, пушистенький, а я его нежно так по ушкам, по шейке, по спинке поглаживаю. Вдруг меня что-то толкнуло… Просыпаюсь. Прямо в лицо мне огромная луна светит, а в двух шагах от меня волк. Видно, только что отпрыгнул от меня. Я стрелять не решился. Мало ли кто рядом ходит по горам. Посмотрел он на меня и лениво побежал себе в лес… Я только потом понял, что, должно быть, во сне волка гладил, как кролика. По ушкам, шейке, спинке… С тех пор, стоило мне где-нибудь ночью под открытым небом заночевать или на блокпосту, или в палатке, везде то волчью тень увижу при луне, то вой услышу, а наутро следы неподалеку.
– Ласковый ты мой, – пробормотал генерал, роняя и ловя на полпути к столу свою голову. – Волки, они тоже люди. Волка ноги кормят…
– А вы не этого волка потом застрелили, товарищ полковник? – спросил Санчук из другого застольного сектора. – Шкура у вас в библиотеке висит…
– Шкуру мне отдашь, – приказал генерал, уже плохо владея головой. – Шкура тебе теперь ни к чему. Она тебе не положена по уставу. Давай сюда шкуру!
Он стукнул кулаком по столу. Уже облегченные столовые приборы подпрыгнули и встали на место. Все присутствующие посмотрели на генерала.
– Вам хорошо видно, бандерлоги? – спросил гостей генерал, раскачиваясь из стороны в сторону, как старый толстый питон Каа. – Я – волк свободного племени. А вы кто такие? Мы с тобой, Кудя, одной крови, ты и я…
Личный водитель привычно загрузил генерала в служебную машину. Вслед за ним отъехали и остальные начальники. Обстановка несколько разрядилась. Даже лезгинка на этот раз получилась зажигательнее, и на носках Кудинов продержался дольше, и Ася Марковна двигалась плавнее, и супруги Корниловы и Санчуки прошлись пару раз, изображая кавказскую страсть.
В ночное время, которое в народе называют «между волком и собакой», когда человеческий глаз не в силах отличить лесного четвероногого от дворового, Аня и Михаил вышли на улицу. Гости расходились в разные стороны, кто-то вызывал по мобильнику такси, кое-кого отвозили специально для этого случая трезвые жены. Санчукам было и пешком идти недалеко, а вот Корниловы, пройдя метров сто, застыли в нерешительности. У них в семье было равноправие, то есть, пили оба, а родной «фольк-сваген» стоял как раз у того далекого подъезда, к которому они стремились и душой, и телом.
– Ребята! Корниловы! – услышали они в нескольких шагах от себя. – А ну ныряйте к нам! Это приказ. А приказы не обсуждают, а исполняют.
Из освещенного салона черной «BMW» торчало плечо с тремя звездочками на погоне и приветливо
