type='note'>[42] сихана.
Фудо Мёо…
Защитник мира людей от демонов, обладающий непоколебимым умом и несокрушимым телом.
Бог был ужасен. Его лицо искажала жуткая гримаса ярости. Из оскаленного рта выглядывали звериные клыки. Когтистая лапа сжимала обоюдоострый меч. В другой лапе бога была зажата веревка с петлей на конце, сплетенная из языков холодного белого пламени.
– Ты снова решил сломать границу между миром живых и миром мертвых, Дух провинции Оми? – прорычал Фудо Мёо.
– А ты снова разгадал мое
– Неужели ты думаешь, что в этом мире настолько нарушено Равновесие?
Виктору показалось, что голос бога прозвучал несколько неуверенно. А еще он заметил, что Граберт, поднявший с песка меч и уже начавший вынимать его из ножен, остановился на середине движения. Похоже, время остановилось, и беседу Фудо Мёо с оядзи слышал только он.
– Я думаю, что еще немного – и эта база разрастется по планете как раковая опухоль, – произнес оядзи. – Людям земли сейчас нечего противопоставить немецким технологиям. В случае победы Четвертого Рейха Закон Будды перестанет существовать для этого мира. И тогда будет поздно что-то менять.
Фудо Мёо покачал клыкастой головой.
– Иногда ты слишком торопишься принимать решения, мастер. Ты так и не постиг гармонии Пустоты.
Оядзи опустил голову и едва заметно усмехнулся.
– Что ж, возможно, ты прав. В таком случае путь бодхисатвы[43] не для меня. Да и вряд ли когда убийца-синоби сможет стать бодхисатвой.
– Для истинного воина нет ничего невозможного, – сказал Фудо Мёо.
Он шагнул вперед, прошел мимо фюрера, застывшего на середине движения, и остановился возле прорехи в мироздании, откуда пыталось протиснуться наружу нечто, утыканное рогами вперемежку с шишковатыми наростами.
Клыкастый бог ударил по самому большому рогу навершием рукояти огненного меча, отчего рог надломился у самого основания. Выходец из страны Токоё взвыл дурным голосом, подхватил суставчатыми пальцами обломок рога и подался назад.
Фудо Мёо сноровисто запахнул края разрыва и в мгновение ока заштопал дыру при помощи огненного меча и веревки, которую он держал в руке. При этом – странное дело – когда он закончил свою работу, пылающая ледяным пламенем веревка снова была зажата в его кулаке, не потеряв ни единого бу[44] от прежней длины.
Швы еще некоторое время горели белыми языками пламени, но менее чем через минуту пространство было таким же, как и прежде, словно и не лезло из него только что не пойми что.
Фудо Мёо подошел к оядзи.
– Пойдем со мной, – сказал он. – Но прежде взгляни и убедись, что человеку незачем пытаться изменить Закон Будды.
Медленно, очень медленно мир снова пришел в движение, словно остановившаяся на какое-то время и вновь набирающая разгон электричка.
Фюрер Четвертого Рейха, словно специально давая зрителям рассмотреть красоту отточенного движения, почти завершил извлечение клинка из ножен, конечной фазой которого должно было стать отсечение головы учителя. Которая, согласно канонам совершенного удара, должна была не покатиться по земле, а, свесившись на грудь, повиснуть на лоскутке кожи в последнем поклоне благодарности тому, кто освободил
Между сверкающим клинком и шеей оядзи оставалось меньше ладони… когда раздался еле слышный хлопок – и тело Граберта, так и не завершив идеального удара мечом, резко подалось назад.
Фюрер Четвертого Рейха, пролетев пару метров, грянулся спиной на песок и застыл, глядя полными изумления глазами на вершину сферы, накрывающей арену словно громадная треснувшая чаша.
Он умер сразу.
В его сердце торчал стальной штырь, подобно гарпуну вылетевший из рукояти черного меча.
Оядзи покачал головой.
– Не такого поединка я хотел. Никогда не поверю, что воин перед боем не проверил свое оружие. А Зигфрид был хорошим воином.
Фудо Мёо жутко усмехнулся клыкастой пастью.
– Отсутствие страха гибели развивает самонадеянность, и в конце концов бессмертный начинает пренебрегать элементарной осторожностью. Забывая, что даже ежегодная смена кожи не спасает от насильственной смерти. К тому же вспомни – ты хотел не поединка. Ты хотел уничтожить этот мир.
Теперь для оядзи настал черед усмехнуться.
– Глупо спорить с живым воплощением Закона Будды. Как и с любым иным представителем закона. Поэтому…
– Поэтому сейчас ты отправляешься со мной, – безапелляционным тоном заявил Фудо Мёо, сверкнув глазными яблоками, пылающими нехорошим огнем. – До следующего перерождения у нас будет о чем поговорить, почтенный Оми-но ками. И что вспомнить.
– Хорошо, – кивнул оядзи. – А что будет с ним?
Над телом Граберта зависло полупрозрачное облачко. Которое обступали четыре темных тени. Слишком темных для арены, все еще достаточно ярко освещенной уцелевшими софитами.
Фудо Мёо пожал плечами, облаченными в древний самурайский доспех.
– Он отправится в самые страшные глубины страны Токоё, где Эмма [45] решит его судьбу.
– Иначе говоря, ему отказано в перерождении? – резко спросил оядзи.
– Иначе говоря – да, – отрезал Фудо Мёо.
– В таком случае я ухожу в страну Токоё вместе с ним. Плох учитель, который бросает оступившегося ученика.
Из ноздрей Фудо Мёо полыхнул огонь.
– Ты посмел ослушаться бога? – прорычал он.
– Я посмел следовать своему Пути, – отрезал оядзи.
Неожиданно суровый Фудо Мёо… рассмеялся.
– А ты такой же упрямый синоби, каким я знал тебя пятьсот лет назад! – воскликнул он. – Хорошо, пусть будет по-твоему. Но если ты еще раз попробуешь уничтожить мир ради своего ученика, клянусь волосами Аматэрасу[46], вы оба забудете о перерождении на пару тысячелетий!
– У меня есть еще один ученик, – напомнил оядзи.
– А, этот… – бросил Фудо. – Так и быть, я обеспечу ему достойное перерождение.
– Нужно ли перерождение тому, кто еще не умер? – вкрадчиво поинтересовался оядзи.
– То есть как не умер? – удивился бог. – Его ками покинуло тело, которое сейчас покинешь и ты. Так что…
Фудо Мёо внезапно застыл на месте. Его по-самурайски аккуратно подстриженные брови поползли кверху. Похоже, оядзи удалось удивить самое невозмутимое божество сюгэндо[47].
– Вот ведь хитрый синоби! – восхищенно пробормотал бог. – Удержать ками мертвеца посредством личной силы… Но ты же понимаешь, что это значит?
– Конечно, – кивнул оядзи. – Человек, более шести минут пребывавший вне своего тела, получает сверхъестественные способности. В нашем случае – реальный шанс стать единственным на планете синоби стихии Пустоты.
– Ты слишком многого просишь, Дух провинции Оми, – покачало головой божество.
– Ровно столько, сколько может сделать бог для своего старого друга.
– Что ж, будь по-твоему, – хмыкнул Фудо Мёо. – Надеюсь, что твой ученик в конце своего Пути Синоби
