несколько километров. И назвал ее «Мировая система». Воспринимая и используя жесткое космическое излучение, «система» сжигала любую материю, выделяя непомерное количество тепла. Речь шла о пятнадцати миллионах градусов по Кельвину. Да, процесс пошел, материя начала гореть в этом адском пламени, я же удерживал реакцию с помощью генератора слабого взаимодействия. Его я изобрел случайно, за обедом. Логичнее было бы использовать сильное взаимодействие, конечно… Вы меня понимаете?
– Конечно, – кивнул Виктор. Он действительно понимал изобретателя. Пока что.
– Так вот, – продолжал Теслов. – Первая моя башня оказалась не очень мощной, но чрезвычайно опасной. Притом энергия оказалась совсем не бесплатной. Произведя расчеты, я пришел к выводу, что лет примерно через четыреста моя башня съест всю материю, из которой состоит наша планета. К тому же стабильность процесса была под большим вопросом, и слава Богу, что ничего не случилось. Когда гораздо позднее я вернулся к вопросу. И, посчитав мощность вероятного взрыва моей башни, пришел к цифре в двести семьдесят мегатонн. Это был бы гарантированный конец земного шара. Как вы знаете, при ста мегатоннах детонирует атмосфера. При известном везении получилось бы еще одно такое маленькое милое солнышко…
Виктор опять согласно кивнул. Ему больше ничего не оставалось делать.
– Итак, я пошел по второму пути, – продолжал Теслов. – Я увеличил импульс взаимодействующих первоэлементов. Если нельзя безопасно увеличить скорость частиц, то почему бы не увеличить их массу? Увеличение массы все равно ведет к увеличению импульса. Если вы помните, в субатомарных мирах действуют совершенно другие законы: там две половины имеют массу большую, намного большую одного целого.
И я начал делить. Мюоны известны давно, и они сравнительно долгоживущи при массе в двести семь раз больше, чем у электрона. Я решил, что мне этого хватит. Еще во времена «Мировой системы» я подозревал об их существовании, когда выделил нечто странное из космических лучей. Я назвал свое второе изобретение «мюонный инкубатор». Основная его часть глубоко под землей, в огромной естественной шахте, обнаруженной немецкими геологами еще до войны. Это просто круглый коридор диаметром около двухсот семидесяти километров. Здесь вы видите только высотную часть низкого залегания. Хммм…
Теслов в задумчивости поскреб подбородок.
– Так, снова начал немного не по теме. Не подскажете, на чем я остановился?
– Вы говорили о мюонах, – осторожно напомнил Виктор.
– Ах да, мюоны. Так вот, в итоге они оказались бесполезны. Мне же пришлось получить другие частицы, которым я еще не придумал названия. Они намного тяжелее мюонов. Но название «мюонный инкубатор» осталось. Как только найду время придумать достойное название полученным мной частицам, сменит название и инкубатор. Но это сейчас несущественно.
Главное, что мне удалось снизить температуру всего лишь до нескольких тысяч градусов. И – вот оно!
Теслов обвел рукой громадный комплекс внутренности Черного Донжона.
– Самое тяжелое было запустить это в работу. Потребовалась энергия ординарной грязной ядерной реакции.
– У вас тут и ядерный реактор есть? – удивился Виктор.
– Что вы! В тот момент у нас не было ни времени, ни возможности построить ядерный реактор. Я сделал бомбу, и мы ее тут потихонечку взорвали. Она дала энергию…
– Потихонечку взорвали атомную бомбу???
– Там всего было шестьдесят килотонн, – отмахнулся профессор. – Но, положа руку на сердце, я сильно рискнул. Тогда я не знал, что значительная часть Антарктиды изъедена подземными пещерами, словно термитник, и что взрыв такой мощности при малейшем пробое защиты запросто мог просто уничтожить материк. Но мне удалось справиться с последствиями.
– И… что? – спросил Виктор. – Это и есть ваш мюонный инкубатор, который на самом деле не мюонный?
Он кивнул на гигантский сердечник Черного Донжона.
– Нет, молодой человек, – покачал головой изобретатель. – То, что я до сих пор называю мюонным инкубатором, – это лишь основа самоподдерживающейся термоядерной реакции, которая является основным источником энергии для нужд Новой Швабии. Кстати, это колоссальное количество энергии позволило мне создать и запустить квантовый компьютер, аналогов которому пока нет в мире. И вряд ли они появятся в ближайшее время.
Изобретатель указал на отсек, занимающий около четверти свободного пространства лаборатории. На этом участке наблюдалось наименьшее скопление гемодов обслуги, в избытке скомпенсированное наличием больших и малых приборов и механизмов совершенно непонятного назначения.
– Это мозг Новой Швабии, – сказал ученый. – Здесь все – энергоснабжение, слежение за системами связи, вентиляции, утилизации отходов, контроль за внешними и внутренними периметрами охраны. Мало того – на этом компьютере я рассчитал возможность использования под землей солнечного света.
– Солнечного света? Каким образом?
– Элементарно, мой юный друг, – улыбнулся Теслов. – Вы, наверно, заметили, что в Новом Берлине существует последовательная смена дня и ночи. Выглядит это как будто над вами небо, и там светят попеременно то солнце, то луна со звездами.
– Да уж, – сказал Виктор, припомнив, сколько неприятных моментов доставил ему лунный диск этой ночью.
– Так вот. Эти визуальные эффекты не что иное, как результат разработок в области нанотехнологий, которые оказались возможными благодаря квантовому компьютеру. В своей основе данные эффекты представляют собой волноводы на базе нанотрубок, проложенных в толще породы наноботами. Свет и радиоизлучение проходят свободно, но ни газ, ни влага снаружи проникнуть не могут. Вся толща породы над Новой Швабией истыкана этими длинными трубками-волноводами шириной всего в несколько атомов. Благодаря чему, кстати, стала возможна связь по системе «Иридиум» – радиосигнал свободно проходит по волноводам и ловит спутник.
– А как же толща снега и льда? – спросил Виктор, понимавший изобретателя через слово, но, тем не менее, уловивший суть.
– Это уже мелочи, – отмахнулся Теслов. – Механизированные наружные службы безопасности просто маскируют расчищенные от льда и снега участки поверхности материка под окружающий ландшафт. Поверьте, растопить несколько тысяч тонн льда, заменив его белой пластмассой, при том количестве энергии, который дает термоядерный реактор, – это примерно как на хорошем современном вычислителе посчитать, сколько будет дважды два.
Словом, как вы понимаете, созданный мной квантовый компьютер вкупе с реактором обеспечивают жизнеобеспечение и безопасность города и его пригородов. Но это лишь малая толика возможностей этой системы. Они практически неограниченны. Система способна делать то же самое для всего земного шара!
– Похоже, ваши работодатели как раз собираются заняться этим в ближайшее время, – сказал Виктор.
Изобретатель осекся и поправил очки, хотя они в этом не нуждались – привязанная к дужкам резинка надежно удерживала их на месте.
– Я не совсем понимаю вас, молодой человек, – сказал Теслов.
– Все очень просто, – сказал Виктор. – Под Новой Швабией и ее пригородами находится постоянно расширяющаяся система военных заводов и концентрационных лагерей, обеспечивающих эти заводы рабами и необходимыми ресурсами. Четвертый Рейх готовится к войне со всем миром. И, как я понимаю, когда он наконец будет готов, вы станете просто не нужны. Устранить одного человека – не самая сложная задача для профессионалов из Черного Ордена СС.
Несколько мгновений Теслов внимательно смотрел на Виктора. Возможно, только сейчас он заметил необычность одежды своего нового знакомого и, рассмотрев рукояти мечей, торчащие из-за его плеч, осознал, что это такое.
– Кто вы? – наконец спросил он.
