Но такая поэтическая жизнь с созерцанием собственного, изменяющегося во времени, фрагмента природы продолжалась недолго. Как-то раз в гостиной у выдвинутого ящичка серванта, где помещалась семейная касса, Аня почувствовала себя настоящей аристократкой, то есть представительницей уже доживающего последние дни сословия. Она была обладательницей крупной собственности, можно сказать, имения, которое не приносило ей никакого дохода. А семейная касса, сколько ни стучи этим ящичком, как сторож колотушкой, не пополнялась, а только таяла, будто весенний снег на ее земельной собственности. В ее положении помещицы закладывали свои имения или вырубали вишневый сад.
Объявившийся недавно художник Никита Фасонов предлагал ей место директора какой-то художественной галереи.
– Я хлопочу не за твои красивые глаза, – сразу же сознался он, нервно посмеиваясь в телефонную трубку, – а еще за твои красивые ноги, узкую талию и все остальное.
Муж покойной подруги Ольги Владимировны тоже звал Аню в свою фирму, но она скорее бы согласилась на предложение Фасонова. Уж лучше вернуться на пошленькую страницу собственной жизни, чем еще раз открыть главу потерь.
Аня обложилась объявлениями, залезла в интернет. Пару дней она звонила и делала аккуратные пометки на газетных разворотах, потом стала рисовать на страницах чертей и дырявила шариковой ручкой бумагу. К концу недели после двух звонков она засовывала целую газету в мусорное ведро.
Но неожиданно ей позвонили, можно сказать, уже из мусорного ведра. Рекламно-издательская фирма приглашала Аню Корнилову на собеседование. Им срочно требовался менеджер.
Факультет журналистики переходного периода дал Ане весьма поверхностное представление о современных средствах массовой информации. Старые преподаватели хорошо анализировали и классифицировали газеты, но никогда в них не работали. А ленинская теория партийной печати очень плохо трансформировалась в теорию коммерческой рекламы. Наскоро переписанные методички открывались такими перлами: «Реклама – это не только пропагандист и агитатор качества товара, но и организатор его успешной продажи», «Реклама всегда партийна, так как продвигает на рынок партии товара».
Больше всего нового и полезного студент узнает обычно из собственного дипломного сочинения. Работая над «Эстетикой газетной полосы», Аня пользовалась в основном нетрадиционной литературой. Например, теорию композиции она излагала по трактату английского эстета XVIII века Уильяма Хогарта «Анализ красоты», подачу газетного материала и психологию его восприятия читателем она позаимствовала из толстенной и красочно оформленной американской книги «Весь мир – это реклама».
Сейчас, сидя за столом в кабинете коммерческого директора АО «Бумажный бум», напротив повзрослевшего и обрюзгшего Знайки из сказки Носова, Аня, как могла, пересказывала наиболее запомнившиеся места американской книжки, авторов которой уже позабыла.
– Предложенная вам вакансия открылась в результате ЧП, – сказал коммерческий директор непонятную фразу, когда Аня собиралась уже переходить к Хогарту. – Ваша предшественница тоже казалась грамотным специалистом. Неделю назад заказала в типографии большой тираж рекламных листовок. На фоне нашего товара на них была изображена лошадь в стиле этой… Пахлавы? Нет, Хохломы… Или Палеха? Все время их путаю… Красочная такая, цветастая лошадь…
– Может, «дымковская» игрушка?
– Возможно, – согласился Знайка. – Над этой живописной лошадью был напечатан слоган: «Не ставь на “серую лошадку”!» Ниже – наш логотип, телефон, факс, «мыло»… Все нормально задумано, даже хорошо. Но весь тираж отпечатали… в черно-белом виде. Представляете?
«Не ставь на “серую лошадку”!» А лошадка наша – серее не бывает! Наш генеральный хотел ее собственными руками придушить. Не лошадку, разумеется, а менеджера по рекламе. Потом успокоился и приказал ей все три тысячи лошадок разукрасить вручную. Но потом сжалился и уволил без выходного пособия…
– Ставлю на «Черную каракатицу», – пробормотала Аня машинально.
– Вот этого не надо, – попросил ее коммерческий директор.
Аню приняли на работу с испытательным сроком. Но сразу же отправили на курсы с громким названием «Техника рекламного взрыва», проходившие на тихой, пешеходной Малой Конюшенной улице.
Организаторы курсов арендовали для занятий банкетный зал в одном из международных культурных центров. Курсисты рассаживались за столы, расставленные полукольцом, две полные девушки в кожаных юбках подносили им кофе, чай и минеральную воду. Потом третья девушка тоже в короткой кожаной юбке, но более стройная, делала перекличку по названиям фирм.
– Здесь! – Аня откликалась на «Бумажный бум».
Присутствующие деловые женщины смотрели на нее, как казалось Ане, с завистью. Ее фирма, видимо, пользовалась в коммерческих кругах большим авторитетом. Мужчин на курсах почти не было. Пара субтильных очкариков, которые волновались даже во время переклички, и молодой человек спортивного вида, который вообще не вел записей, а рисовал в блокнотике танки и самолеты. На первом же занятии он сел рядом с Аней, начал пошленько шутить и бойко ухаживать, а когда узнал, что ее муж – следователь, выказал Ане еще большее расположение.
– Я здесь единственный из некоммерческой, то есть государственной организации, коллега, – признался он Ане. – Все из-за дурацкого названия курсов. «Техника взрыва»! Надо же такое придумать! Начальство велело выяснить: что за курсы? Не работают ли террористические группы уже в открытую в самом центре города? Вот и сижу здесь, коллега. Были бы хоть нормальные классы, выспался бы на задней парте. Нет, все на виду, хоровод какой-то. Слушай теперь этот кобылий бренд, то есть бред. Аня, а вы мужа любите или только уважаете?..
Действительно, лекции были похожи на хоровод. Каждое утро с пяти-десятиминутным опозданием в центр хоровода врывалась брюнетка средних лет на тонких, нервных ножках. Звали лекторшу Маргарита, и она не упускала случая манерами, одеждой и оборотами речи подчеркнуть свое булгаковско-воландовское родство. Ане же она сразу напомнила ее первую школьную учительницу Зою Алексеевну, женщину истеричную и дерганую, которая даже на родительском собрании кричала на перешептывающихся и грозила указкой задней парте. Через Зою Алексеевну пришло и другое сравнение: с маленькой, тонконогой злючкой – соседской собачкой чихуа-хуа, пронзительного лая которой так боялся ее полугодовалый Сажик.
Уже сейчас дворняжка Сажик, спасенный Аней в прошлом году от живодеров и голода, был размером с немецкую овчарку. Окрестные собачники принимали его за черного терьера. Старичок Юлий Оттович, увидев веселого Сажика на прогулке, сказал:
– Радуешься жизни, вертухай? Как только вас угораздило, девушка, завести себе охранника сталинских лагерей?
Аня не стала разубеждать пенсионера. Если уж она стала поддельной помещицей, псевдоаристократкой, то пусть и ее безродная собака считается породистой. Она даже уговорила Корнилова отвезти Сажика в ветлечебницу и купировать ему хвостик. Несмотря, на репутацию и отсутствие хвоста Сажик все равно был счастлив в жизни, влюблен в своих хозяев, предан своей территории и скоро научился радостно вилять даже черным помпоном.
Своего Сажика Аня и рисовала в тетрадке во время лекций по рекламе и семинаров по созданию собственного бренда, в то время как ее сосед, изобразив все известные ему марки танков и самолетов, перешел уже к стрелковому оружию. Продлись курсы больше двух месяцев, он, пожалуй, выдал бы бумаге тайные системы вооружений.
На первой же лекции Аня поняла, что любая пошлятина, многократно растиражированная, повторяемая на каждом углу, превращается в бренд. Слова «добрый», «дивный», «милый», «ласковый» подходят и к соку, и к мылу, и к туалетной бумаге. Лучше писающего мальчика и фарфоровых слонов до сих пор ничего не придумано. Поэтому самый сильный рекламный эффект производит сочетание пьющих слоников и писающих карапузов в одном ролике. Заставить слоников писать – грубейшая ошибка, нарушение всех рекламных канонов. Зато розовощекий малыш – универсален, как терминатор, вызывает исключительно положительный эффект и питьем, и писаньем, даже тем и другим одновременно.
Маргарита металась по кругу, вся в пятнах от видеопроектора и цветных мелков. На доске любимица Воланда рисовала какие-то адовы круги, давая им непонятные для слушателей названия: «Вера и деньги», «Миссия и слоган», «Харизма и стереотип», «Внешность бренда», «Случайные черты», «Стилизация образа», «Спекуляция сознания»… Это было любимое детище Маргариты – составляющие идеального бренда,
