это серийная кража…
– И дала такую расписку? – не поверил Михаил.
– А как же! Дала, как миленькая, – опер вытащил из кармана бумажку с дрожащими, старушечьими буквами и швырнул ее в корзину для мусора. – Наш народ уважает государственные тайны и собственные подписи.
– Тут я, правда, немного прокололся. Назвал пропавшие колечки золотым ломом. Минут двадцать с ней препирались по этому поводу. В башку эта старуха мне свои колечки накрепко вбила с подробными описаниями: где царапинка, где пятнышко, какое от мужа покойного, какое от Вовика какого-то. Месяца два помнить теперь буду этого Вовика, старухиного любимца. А знаешь, как я от нее вырвался? Стал сокрушаться, что такой у них в ЖСК хороший председатель, и вдруг в его доме квартирная кража. Прямо не мог успокоиться. Председатель кооператива – и такое происшествие! Старуха меня еще успокаивать начала и председателя хвалить…
– При чем здесь председатель? – не понял Корнилов.
– Внимание переключил на другой знакомый ей объект, – пояснил Судаков. – Все по науке. А потом сказал, что пошел этого председателя успокоить. И был таков…
– Силен, – согласился Корнилов. – А ты хотя бы соседей опросил? Может, кто-нибудь видел, слышал? В хрущевках слышимость такая, что соседи по шагам друг друга узнают.
– Я ей посоветовал соседей опросить.
– Кому? – опять не понял его Корнилов.
– Старухе этой, – ответил опер. – Ей все равно делать нечего. Вот пусть по соседям походит.
– Так ты бы ее насчет задержания проинструктировал и допрашивает пускай сама, – не выдержал Михаил. – Все равно же на скамейке сидит, с другими бабками треплется. Что бы ей с задержанным не посплетничать?
Андрей Судаков вдруг захохотал, охаживая себя пухлыми ладонями по фисташковому пиджаку.
– Все так и было, Миша! Ты прямо в точку! – воскликнул он, едва отсмеявшись. – Почти так. Старуха мне в дверях говорит: «Я по телевизору видела, что вы этих преступников бьете в кабинетах. А нельзя ли и мне этого гада палкой разок ударить?» «Если поймаем, – отвечаю, – то можно». Палка у нее, скажу тебе, Миша, солидная, со специальным выдвигающимся стержнем на случай гололеда. Наш человек…
Корнилову казалось, что он только что выполнил какой-то акробатический элемент со множеством вращений, или сделал несколько десятков кувырков подряд на татами, а потом резко выпрямился. А может, его протащила на крыле ветряная мельница и сбросила на землю? Он не мог идти, как трезвый человек, прямо двигаться, даже подумать был не в состоянии, пока его вестибулярный аппарат не приведет, наконец, всю систему в порядок.
Или все эти кульбиты, сальто и кувырки совершает само мироздание? Все изменилось как-то вдруг, за какие-то мгновения. Он просто отвернулся на секундочку, нагнулся, чтобы завязать шнурки на ботинке, а когда осмотрелся, обнаружил, что окружают его другие люди, с измененной речью, психикой, моралью, даже внешностью. Споткнулся и оказался в мире песьеголовых. Провалился, как Алиса или Аня, в кроличью нору и оказался в Стране Чудес.
А на холме вместо ветряков увидел вдруг многоруких великанов. Великаны узнали его и замахали ему руками, но не грозно, а приветливо, как своему…
Часть вторая
ОРДЕН БЕЛОЙ ЛУНЫ
Глава 8
Касательно того, как надлежит держать свой дом и самого себя, Санчо, то прежде всего я советую тебе соблюдать чистоту и стричь ногти, а ни в коем случае не отращивать их, как это делают некоторые, по невежеству своему…
– Ань, подержи пуделя! Он так и прыгает под машину. Я его сейчас задавлю…
– Сам ты пудель! Сажик, скажи хозяину, что никакой ты не пудель.
– Черный, кудрявый, значит, пудель.
– Неправда, неправда… Нас все принимают за черного терьера. Правда, Сажик? Разве пудели бывают такими клыкастыми? Где вы видели пуделя с такими большими лапами?
– А кличка? Сажик… Мне сразу приходит на ум эта… красная депутатка Сажи Умалатова. Если уж лезть с собачьей мордой в политику, так надо замахиваться повыше. Нет породы, так пусть имя будет породистое. Надо было назвать его… Лабрадор. В честь породы.
– Не слушай его, Сажик. Ты – не беспородный. У тебя мама русская, а папа – юрист…
– Прошу тебя, Аня, никогда не называй меня папой собаки. Слышать этого не могу. Какие-то страшные видения лезут в голову. «Родила царица в ночь… неведому зверушку». Вот засуну тебя в бочку с пуделем и пущу в сине море…
– Будешь называть его пуделем, я тебя буду называть его папой.
– Доплывет ваша бочка до полуострова Лабрадор…
– Это где?
– В Северной Америке, в Канаде. Выйдете вы на бережок холодные, голодные…
– Медвежонок, а ты овощей купил?
– Все, кроме цветной капусты. Что-то она мне не понравилась. Слишком цветная… Так вот. Град на полуострове стоит. Заходите вы туда. Народ вас встречает, сразу единогласно избирает в президенты.
– Сразу двоих?
– Конечно. В городе население сплошь песьеголовое. Вот вы вдвоем с Сажиком на одного полноценного президента и тянете… Значит, заходите вы в город. В центре города огромный фонтан, нефтяной…
– А где белка? «Белка песенки поет и орешки все грызет, а орешки не простые, сплошь скорлупки золотые…»
– Скорлупки золотые? «Зачем же золото ему, когда простой продукт имеет?» Белочка твоя, Аня, черная от нефти, как Сажик, не пляшет и не поет. «Зеленые» ее от нефти отмывают, но это уже бесполезно… Интересно, почему люди оборачиваются в волков, собак, а не в какого-нибудь маленького и пушистого вегетарианца? В ту же белочку, например? Ты, если будешь превращаться, то уж, пожалуйста, в белочку или мышку.
– Чтобы ты меня сожрал?
Так за пустым разговором супруги Корниловы поцеловались, достали из багажника пакеты с продуктами и прошли в дом.
Дом Корниловых за зиму никак не изменился. Те комнаты, которые были без мебели, оставались пустыми. Гостевая, например, все так же ждала хоть какой-нибудь обстановки и мечтала о первом госте с ночевкой. В эти помещения даже двери открывались редко.
Другое дело библиотека. Хотя она была заставлена вертикальными стопками книг и тоже надеялась в будущем на стеллажи до потолка, со стеклянными дверцами, на деревянную лесенку со ступенями- сиденьями, на репродукции с картин передвижников, она посещалась хозяевами регулярно. Аня часто прохаживалась, как по вырубленному лесу, между неправильными столбиками книг, перекладывала их, листала забытую, купленную неизвестно когда и кем книгу, присев для этого на соседние.
– Ты почти максимально используешь возможности книги, – сказал ей как-то Михаил, – как источника знаний и как плоского предмета. Одну книгу читаешь, на другой сидишь. Если бы ты третью книгу подожгла, чтобы читать первую при свете, то вообще достигла бы в этом деле совершенства.
– Только не ври, что это ты сам придумал, – отвечала Аня, отстаивая свое литературное лидерство в семье. – Это уже было у Пикуля в «Баязете». Одну страницу он поджигал, чтобы прочитать следующую. Так это было в осажденной турками крепости!
– А мы тоже живем в осажденной крепости. Разве ты не замечала? И вообще это закон жизни: чтобы что-то получить, надо обязательно другое сжечь, даже если оно тебе очень дорого, даже если это дар Божий. Это тебе не Пикуль!..
– А кто же?
– Не знаю… Может, святой Христофор…
Спальня была, пожалуй, Аниной территорией. Она долго и на свой вкус заполняла свободное от кровати пространство комнаты всякими бьющимися безделушками и глупыми плюшевыми физиономиями.
