выпить шампанского, точнее, не шампанского, а красного «Игристого донского» и нашел его совершенно восхитительным и нисколько не опасным для печени. Встретив Новый год, они тут же, как малые дети, полезли под елку и чувствительно соприкоснулись головами. Линда пришла от подарков Нила в восторг и пылко расцеловала его; то же, что преподнесла ему Линда, несколько его озадачило.
— Спасибо за подарок, — сказал он, вертя в руках красивый кожаный футляр, из которого он только что извлек и нацепил на переносицу большие дымчатые очки в тонкой оправе. — И спасибо за деликатность.
— То есть?
— Ты нашла самый необидный способ намекнуть мне, чтобы не выставлял напоказ свои дивные очи.
— А что такое?
Ее смущение было настолько естественным, что он не мог не рассмеяться.
— Так ты что, до сих пор не заметила? — с заметным облегчением спросил он.
— Что я должна была заметить? Он включил верхний свет и приблизил к ней свое лицо.
— Ой! Надо же, а я только сейчас увидела… Слушай, ты ведьмак, да?
Нил ссутулился, подражая позе гориллы, с силой зажмурился и замогильным голосом провещал:
— Поднимите мне веки!
— Нет уж, постой так секундочку… Все, Теперь можешь открыть.
Он послушно открыл глаза — и увидел в ее руке два красивых буклета с фотографией улыбающегося лыжника на заснеженном горном склоне.
— Что это?
— Второй подарочек. Путевки. На каникулы в Теберду махнем. Годится?
— Годится. А Теберда — это где?.. В начале второго они вышли на заснеженный, безлюдный и сверкающий праздничными огнями Суворовский, в обнимку дошли до Невского и закружились в вальсе прямо посреди пустой проезжей части. К ним подходили веселые люди, поздравляли, посыпали конфетти, угощали вином. Потом Линда стала доставать из сумки бенгальские огни, хлопушки, петарды, и они устроили фейерверк. Потом они увязались за какой-то особенно веселой компанией и долго шагали неизвестно куда, распевая всякие песни, народные и инородные. Потом катались по ночному городу на сером техническом трамвае, а утро встретили в теплой, тесной дворницкой в обществе растрепанного и очень пьяного бородатого субъекта, уверявшего, что он — знаменитый художник-обструкционист и внучатый племянник выдающегося белогвардейского писателя Мекрежовского.
— Подумаешь, Мекрежовский! — морщила носик подвыпившая Линда. — Зато у меня муж — великий колдун и маг!
— Этот, что ли? — смеялся обструкционист, тыкая пальцем в Нила. — А чем докажешь?
— У-у-у! — завыл, поднимаясь, Нил. — Зри, простец, и дивись деяниям посвященных! Тыгыдым-шы- гыдым-быгыдым…
Делая отвлекающие пассы одной рукой, другой он незаметно придвинул к себе сумку, беззвучно расстегнул и достал прихваченную из дома бутылку «Наурского», каковую и продемонстрировал слегка загипнотизированному обструкционисту.
— Вот это я понимаю, вот это магия! — восхищенно бормотал тот. — А закусь тоже могешь?
Такого веселого Нового года у Нила еще не было. Порадовало и то, что его ослабленная гепатитом печень вполне выдерживает умеренные, по российским стандартам, нагрузки (бутылка игристого, стакан десертного и несколько основательных глотков водки прямо из горлышка), и, стало быть, в рекомендованном врачами полном воздержании смысла нет.
Зато скоро открылся основной смысл подаренных Линдой дымчатых очков. Пятого января вернулись Ринго с Катей. Привез их какой-то незнакомый Нилу пижон в клетчатом пальто и роскошной пыжиковой шапке. Нил был отправлен в булочную, Линда с Катей принялись хлопотать на кухне с привезенными деликатесами, а пижон уединился с Ринго в комнате, куда принесли какие-то пакеты. Когда Нил возвратился с двумя буханками теплого хлеба, незнакомца уже не было, а Ринго с довольным видом перебирал толстую пачку денег.
— Нехило, — откомментировал Нил, плюхнувшись на стул перед тарелкой с дымящейся яичницей, приправленной ароматной аджикой. — С пользой прокатились.
— Не без того. Кстати, процентов пять твои.
— Откуда?
— Помнишь диски «леченые»?
— Помню. Продали, что ли?
— Не совсем. Поменяли. Там, на юге, мастера есть, такие джинсы ваяют — от фирменных не отличишь, шовчики грамотные, все лейблы на местах. Взяли оптом по три-ноль, Толяну сдали по шестере, а он их по стольнику загонит. Вот и вся тебе высшая математика.
— Здорово! Так это и был тот самый знаменитый Толян?
— Он самый. Партнер проверенный. Ну что, сейчас свой четвертной примешь или?..
— Подожду, когда подрастет. — Нил усмехнулся.
— И правильно. Может, и сам садовником поработать хочешь?
— Так ведь… это… — Нил смутился и долго подбирал слова. — Это смотря, что делать надо. Покупать-продавать я не умею, мента изображать — тоже.
— Это и не обязательно. Вариантов много, выбирай любой… Красивые у тебя очки.
— Линда подарила, — с гордостью сказал Нил.
— Линда, она девочка умная… Торопишься куда-нибудь?
— Не особенно. К экзаменам вот готовиться надо. А ты что предлагаешь?
— Пулечку расписать не желаешь?
— Да я почти не умею. В больнице чуть-чуть поднатаскался — и все.
— Но правила-то знаешь?
— Правила знаю.
— Это главное. Остальное придет с практикой. После завтрака Линда умчалась в университет сдавать хвосты, Ринго достал новенькую колоду карт, а Катя принялась расчерчивать пулю на троих. Обговорили условия, сдали карты. В первом же розыгрыше Нил опозорился, наиграв бланкового короля Кате, объявившей шесть пик, и тем самым спасши ее от верного подсада. Во втором он сам объявил шестерик, имея на руках гарантированные восемь взяток.
— Чайник — это страшная сила, — ворчал Ринго. — Запомни хотя бы, что в колоде четыре туза, а в каждой масти по восемь карт. И будь, пожалуйста, повнимательней.
Нил пытался, по мере сил, внять его рекомендациям и вскоре обнаружил странную вещь. На рубашках довольно отчетливо проступали нанесенные тонкой черной линией значения каждой карты. У Ринго, сидящего напротив и державшего веером разложенные по мастям карты, он увидел пять пик с тузом. Катя сидела боком, и ее карт он не видел.
— Шесть пик, — сказал Ринго.
— Пас, — объявила Катя.
Нил посмотрел на прикуп. На верхней карте было кривовато нацарапано «9 треф». Никчемная вроде бы карта, но… Нил еще раз проглядел свою сдачу и ахнул про себя. Семь, девять, валет пик, семь, восемь, десять червей, семь, валет, дама и туз треф. При таких картах девятка…
— Ваше слово, сэр, — улыбаясь, проговорил Ринго.
— Да уж рожай, будь любезен, — подхватила Катя.
— Мизер! — бухнул Нил.
Под девяткой лежал король бубен, благополучно откочевавший в снос.
После этой удачной для себя сдачи Нил напряженно следил за партнерами — неужели они не видят этих знаков? Судя по игре, не видят, и это было странно. Почему-то вспомнилась ясновидящая Роза Кулешова, про которую в свое время много писали и говорили, а потом, как по команде, забыли. Но если бы вдруг такой дар прорезался у него, то он должен был бы видеть сквозь рубашку аверс карты в зеркальном отражении, но уж никак не эти каракули. Стало быть, дело в другом.
Проверить очки он сообразил не сразу. Запасовав на очередной сдаче, снял их, чтобы протереть — и
