— Прямо чудо какое-то, что ты застал меня дома. Я ведь последние денечки в Москве, через три дня улетаю.
Ляля Александрова придвинула полную кружку горяченного ароматного чаю потихоньку отогревающемуся Нилу. На ее большой и светлой кухне, выходящей окнами на бескрайнее заснеженное поле, было уютно и тепло, и уже клонило в сон.
— Рассказывай, как ты, — повелела она, усаживаясь напротив Нила.
— А что рассказывать? — Он откусил от бутерброда с какой-то белоснежной, неведомой ему рыбой, прихлебнул чаю. — Живу помаленьку.
— По-прежнему с Линдой?
Лялю он помнил неплохо, а потому бестактность вопроса нисколько его не покоробила.
— Тю-тю Линда, — сказал он и замолчал.
К большому его облегчению, Ляля не стала выспрашивать подробности.
— Ты извини, но этого следовало ожидать. Мягко говоря, вы не были созданы друг для друга.
— Ты-то как? — сменил тему Нил. — Небось все по заграницам?
— Да пропади они пропадом, такие заграницы! — в сердцах сказала Ляля. — Мы с моим Михеевым пять лет в долбаной Анголе проторчали, пока папуля ему назначение в Мексику не пробил. Михеев с Ленчиком уже там, в Мехико, а я сюда отпросилась на месячишко, больно по снегу соскучилась… Пивка рванешь? У меня хорошее, «Хольстен» из «Березки». — Нил отрицательно покачал головой. — Ну, как хочешь, а я выпью. Очень я в этой Африке к пиву пристрастилась — тамошнюю воду даже кипяченую пить нельзя, чай и тот на привозной минералке заваривать приходилось.
— Ленчик — это твой сын?
— Ага. Уже в Луанде родился. Ему уже четыре сейчас, а родины так и не видел…
— Наших кого-нибудь встречаешь?
— А кого я там могла встретить? С Михеевым в отделе такой Славка Шилин работал, наше португальское кончал. А больше — все.
— А в Москве? Сюда много наших перебралось, особенно девчонок. Ленка Медведева, ныне графиня Бобринская, Любаша Серебровская на Горького живет, я к ней в прошлом году заходил. Сэнди с испанского помнишь? Тоже теперь москвичка, писательница, повести в журналах публикует. Опять же Марина Задонская…
— Задонская с Александровым в Париже ошивается, — сказала Ляля так, будто речь шла о совершенно посторонних людях. — А из московских я ни с кем не вижусь, на улицу и носа не высовываю — холодина такая!
— Особенно после Африки, — поддакнул Нил и, не откладывая, перешел к главному для себя. — А Таню Захаржевскую помнишь? Тоже в Москве обосновалась.
— Это рыжая такая, с английского? — моментально сообразила Ляля. — Которая все на «Жигулях» разъезжала?
— Она самая. В прошлом году как-то резко слиняла из Питера, а у меня ее книжки остались, ценные…
— Ну так и зажал бы по-тихому, раз она не чешется.
Нил улыбнулся.
— Но у нее тоже остались мои. И я-то как раз чешусь — только никто ее координат не знает.
— А справочное на что существует? — удивилась Ляля. — Подойди к любой будке, тридцать копеек заплати — и будет тебе адресок. Если только она действительно в Москве, твоя Захаржевская.
— Должна быть… Я ведь прямо с поезда кинулся наводить справки.
— И что же?
— Мимо. Есть три Черновых со сходными данными, но все три — не те.
— Почему Черновых? — удивилась Ляля.
— Фамилия бывшего мужа, — пояснил Нил — Могла сохранить.
— Значит, плакали твои книжечки, — сказала Ляля, откупоривая вторую бутылку пива. Внезапно она нахмурила лобик. — Постой, постой, тебе на запросе что написали? «Такая не значится» или…
— «Сведениями не располагаем», — прочитал Нил на чудом сохранившейся четвертой бумажке.
— А-га… — задумчиво протянула Ляля. — Закрытый список.
— Что-что? — удивленно переспросил Нил.
— Закрытый список. — Нил ответил ей непонимающим взглядом. — Информация для ограниченного круга. Не станешь же ты выяснять через справочное домашний адрес, скажем, Брежнева — все равно не дадут. Моего, кстати, тоже… Высоко, видать, летает твоя Захаржевская. Дай-ка сюда эту бумажку.
Она вышла из кухни, и Нил услышал, как она говорит с кем-то по телефону. Минуты через две Ляля возвратилась.
— Ну что? — стараясь скрыть волнение, проговорил он.
— Черновых с такими данными у них нет, — сказала Ляля. Нил опустил голову. — Зато Захаржевская Татьяна Всеволодовна имеется. Место работы — постоянное представительство Украинской ССР, домашний адрес — Кутузовский проспект…
Она положила перед ним листочек с адресом и телефоном Тани и усмехнулась:
— Что сидишь? Беги, названивай зазнобушке.
— Да какой еще зазнобушке?!. Мне бы только книжки… — пролепетал застигнутый врасплох Нил. — Что ж так покраснел?.. Ладно, двигай. Когда пролетишь мимо кассы со своей номенклатурной пассией — приходи, ужином накормлю. Но на ночь, имей в виду, не оставлю.
Подъезд не был оборудован никаким замком, но сразу за дверью, наполовину перекрывая вход в просторный, выложенный веселенькой мозаикой вестибюль, тянулся невысокий барьер с массивным перильцем, обтянутым красным бархатом. Сразу за барьером располагалась стеклянная будка, из которой на Нила глянули оловянные очи дюжего консьержа.
— Вы к кому? — без любопытства осведомился он.
— Квартира тридцать три, Захаржевская.
— Понятно… Вас ожидают?
— Нет, но… — замялся Нил. — Видите ли, я из Ленинграда приехал, мы учились вместе, у меня для нее… В общем, просили кое-что передать…
— Минуточку. — Одной рукой консьерж начал нажимать кнопки на узком телефонном аппарате, висящем на стене будки, другую же требовательно протянул к Нилу. — Документик ваш, пожалуйста.
Нил извлек паспорт из внутреннего кармана дубленки и покорно отдал консьержу. Тот, не отрывая ухо от трубки, раскрыл документ и принялся изучать его. Прошло с полминуты.
— Татьяна Всеволодовна не отвечает, — сказал наконец консьерж и возвратил Нилу паспорт. — Заходите позднее, товарищ Баренцев. Посылочку могу передать.
— Нет, спасибо, я… Это личное, — пятясь, пробормотал Нил, развернулся и поспешно вышел.
Стемнело, но массивный «сталинский» дом, с тылу не менее внушительный, чем с обращенного на широкий проспект фасада, сиял сотнями разноцветных окон, мощные ртутные фонари заливали светом хоккейную коробку в центре просторного двора. Оттуда доносились оживленные крики, стук клюшек и веселый хруст коньков. Нил подошел к площадке и, сделав вид, будто увлечен разворачивающейся на льду баталией дворовых команд, принялся следить за Таниным подъездом.
«А если ее нет в городе? — думал он, пританцовывая от постепенно пробирающего
Вдруг он чихнул, да так оглушительно, что на него оглянулись и запасные игроки, и болельщики. Он уткнул нос в толстый шарф.
«Однако этак можно и дуба дать… Пойду-ка я, отогреюсь в какой-нибудь кофеюшке, подойду снова через часик. Будет дома — прорвусь, не будет — подожду еще…»
Он направился к дому. До расчищенной дорожки, тянущейся вдоль дома оставалось шагов десять, когда из-за поворота, светя фарами, выкатил темный автомобиль и остановился возле Таниного подъезда.
