отсчитал нужное число пятидесятидолларовых банкнот и добавил пятьсот долларов в качестве благодарности. Синьор Россетти передернул плечами, как бы говоря, что благодарность не обязательна, но убийца настаивал, и Россетти благоразумно положил деньги в карман.
Россетти и Англичанин вместе спустились вниз, вышли из дома, и Россетти запер дверь. Их встретил проливной дождь – стены дождя с грохотом обрушивались в проулке, и бурные горные потоки воды стекали в канализацию. Итальянец надел резиновые сапоги до колен; Англичанин же вынужден был прыгать через лужи в своих замшевых туфлях. Это забавляло венецианского ювелира.
– Вы впервые в Венеции?
– Да, боюсь, впервые.
– Вот уже неделя, как у нас каждый день такое, а туристы все равно едут. Они нужны нам – Господу известно, что мне без них нечего делать, – но иногда даже я устаю от них.
У остановки они обменялись рукопожатием.
– Должен сказать, я считаю это самым малоприятным делом, но, наверное, приходится делать то, за что тебе платят. Скрипачка… – Он поднял руки в чисто итальянском жесте. – Скрипачку можно найти другую. А вот росписи Тинторетто… они невосполнимы. Прошу вас, я никогда не прощу себе, если сыграю какую-то роль в их уничтожении.
– Заверяю вас, синьор Россетти, что приложу все усилия, чтобы не повредить их.
Итальянец улыбнулся:
– Я верю, что вы так и сделаете. А кроме того, можете представить себе, какое проклятие падет на того, кто продырявит пулей Спасителя или Деву Марию?
Маленький ювелир перекрестился, затем повернулся и исчез в проулке.
37
Венеция
В тот день команда Габриеля собралась в гостиной номера Анны Рольфе. Все они приехали в Венецию разными путями, с паспортами разных стран и разными прикрытиями. Согласно правилам Конторы это были пары. Операция была задумана и запущена так поспешно, что ей не успели дать название. Номер Анны в отеле назывался люкс «Джорджоне», и с того момента венецианская полевая команда приняла это название.
Были там Шимон и Илана. Они выступали как пара новобрачных французов и прибыли в Венецию с Лазурного Берега. Они были черноглазые, с оливковой кожей, оба – одного роста и почти одинаковой внешности. Они вместе обучались в академии, и отношения между ними стали натянутыми, когда Илана переплюнула Шимона в тире и сломала ему ключицу на пенорезиновых матах в гимнастическом зале.
Были там Ицхак и Моше. Следуя реальностям отношений в современном мире, они выступали в качестве пары геев из района Ноттинг-Хилл, хотя оба были совсем другими. Ицхак был даже агрессивным мужчиной.
Была там Дебора из оттавской резидентуры. Она участвовала с Габриелем в операции по Тарику, и то, как она работала, произвело на него такое впечатление, что он настоял на включении ее в венецианскую команду. Шамрон сначала был против, но поскольку Габриель не отступал, он посадил ее на ближайший самолет из Оттавы и сочинил для ее шефа непререкаемую ложь.
Рядом с ней на диване сидел, перекинув ногу через подлокотник, Джонатан. Он сидел мрачный, со скучающим видом человека, ожидающего в приемной врача прохождения осмотра, в котором он вовсе не нуждается. Он был молодым вариантом Габриеля, – пожалуй, Габриеля до Вены. «Он серьезно относится к убийству, – сказал Шамрон. – Но это не бандит. У него, как и у тебя, есть совесть. Когда все окончено и все остались живы, он найдет тихий туалет, где можно спокойно выбросить из себя все». Габриель, как и подозревал Шамрон, счел эту черту в характере Джонатана обнадеживающей.
Встреча продолжалась час с четвертью, хотя Габриель не мог бы сказать, почему он это отметил. Он решил провести в тот день пробежку в Кастелло, расположенном к востоку от базилики Сан-Марко и Дворца дожей. Он жил в Кастелло во время обучения и хорошо знал его путаные улицы. Взяв в качестве указки гостиничный карандаш, он наметил маршрут и набросал рисунок передвижения.
Чтобы перекрыть звук своего голоса, дававшего указания, он поставил запись «Немецких танцев» Моцарта. Это, казалось, еще больше омрачило Джонатана. Он терпеть не мог все немецкое. Собственно, больше немцев он ненавидел только швейцарцев. Во время войны его дед пытался сохранить свои деньги и фамильные драгоценности, доверив их одному швейцарскому банкиру. Через пятьдесят лет Джонатан попытался получить доступ к счету, но банковский клерк услужливо сказал ему, что банк сначала должен получить доказательство того, что дед Джонатана действительно умер. Джонатан объяснил, что его дед погиб в Треблинке – был умерщвлен газом, изготовленным швейцарской химической компанией, хотелось ему сказать, – и что нацисты, при всем своем педантичном отношении к бумагам, не подумали о том, чтобы выдать свидетельство о смерти. «Извините, – сказал клерк. – Нет свидетельства – нет и денег».
Покончив с инструкциями, Габриель открыл большой стальной чемодан и дал каждому члену команды по надежному мобильному телефону и по девятимиллиметровой «беретте». Когда оружие снова было спрятано, он поднялся наверх, вызвал Анну из спальни и повел вниз знакомиться с командой «Джорджоне». Симон и Илана встали и зааплодировали. Входя в роль, Ицхак и Моше отметили элегантность ее модных кожаных сапог. Дебора с завистью оглядывала ее. Только Джонатан, казалось, не проявил к ней интереса, но Джонатана следовало простить, так как к тому времени его интересовал лишь убийца по прозвищу Англичанин.
Десять минут спустя Габриель и Анна шли по калье дель Ассенсьоне, остальные члены команды ушли еще до них и заняли свои места: Джонатан – у остановки возле Сан-Марко, Шимон и Илана – у витрин с туфлями на калье Фреццерия, Ицхак и Моше – за столиком кафе «Квадри» на пьяцца Сан-Марко. Деборе, дитя команды, было поручено малоприятное занятие кормить расщепленной кукурузой голубей в тени кампаниллы. Проявляя потрясающее долготерпение, она позволяла птицам взбираться на ее плечи и устраивать гнезда в своих волосах. Она даже нашла красавца
Когда Габриель с Анной вышли на площадь, там шел мелкий дождик, словно туман из комнатного распылителя. В сводке обещали в ближайшие два дня ухудшение погоды, и были опасения, что выпадет много
На Анне был стеганый жакет, достаточно свободный, чтобы скрыть кевларовый жилет. Она подняла капюшон и, несмотря на то, что на небе не было солнца, была в солнечных очках. Габриель смутно сознавал, что за ним по пятам идет Джонатан, раскрыв путеводитель для туристов, в то время как его глаза обегали площадь. Бросив взгляд влево, он увидел Шимона и Илану, прогуливавшихся под аркадами. Сотни столиков кафе уходили вдаль, словно солдаты армии на параде. Перед ними вздымалась базилика – ее большие купола были резко очерчены на фоне свинцового неба.
Анна просунула руку под локоть Габриеля. Это получилось как бы само собой – не слишком интимно, но и не бездумно. Они вполне могли быть друзьями или коллегами по профессии; они вполне могли только что закончить акт любви. Никто не мог бы сказать, что она чувствовала, касаясь его. Только Габриель мог бы, и то лишь потому, что он чувствовал, как она вся слегка дрожит и с какою силой пальцы ее левой руки впились в его локоть.
Они заняли столик в кафе «Флориан» под аркадой. Квартет исполнял, довольно плохо, пьесу Вивальди, что привело в возмущение Анну. Шимон и Илана прошли вдоль всей площади и теперь делали вид, будто любуются львами на пьяццетта ди Леончини. Иухак и Моше продолжали сидеть за своим столиком на противоположной стороне пьяцца, а Дебора продолжала терпеть приставание голубей. Джонатан сел за столик в нескольких футах от Габриеля.
