– О'кей! Два сотрудника из группы Ложе ходят по клубам боевых искусств, там пока ничего. То же по части цветочников. Чтобы всех охватить, нужна минимум неделя. Но поскольку все больше людей заказывают цветы по телефону, тут мы вряд ли сорвем джекпот. Карточка и букет в лаборатории. А я – у телефона или опрашиваю ясновидцев по очереди с Рейно. Иными словами, на данный момент мы в пролете.
– В любом случае я не возлагаю больших надежд на эти розы, – ответил Брюс. – По-моему, такие дешевые букетики покупают у уличного торговца или в метро. Тут следа не будет.
– Я так и подумал, когда увидел упаковку из паршивого целлофана.
Брюсу захотелось закурить, но он удержался. Немного выждал и сказал:
– Фред Гедж поссорился с Изабель Кастро. Какой-то липовый репортаж. Два года назад. Когда пресса без умолку твердила о Воксе.
Взгляд Шеффера свидетельствовал о том, как он ценит, что Брюс сказал ему правду, не пощадив при этом своего близкого приятеля.
– Ну и что будем делать? – спросил капитан.
– Надо покопать и тут.
– Хочешь, чтобы я этим занялся?
– Нет. Гедж часто приходит ко мне поплакаться в трудную минутку. Мне скоро представится такая возможность.
– Могу я тебя спросить кое о чем очень личном?
– Конечно. Тем более что я уже знаю, о чем пойдет речь. Ты хочешь знать, что у меня может быть общего с Геджем. Учитывая Тессу.
– Именно.
– Мне нужен Гедж. Я люблю его таким, какой он есть. И может быть, именно за то, какой он есть.
– А знаешь, за что я люблю тебя?
– Нет.
– За то, что иногда ты не стесняешься говорить, как шлюха.
– Ах вот оно что?
– Именно благодаря этой легкости у нас есть все шансы его взять.
– Иногда я говорю себе то же самое. Тем более что он, скорее всего, совсем другой. Систематичный и жесткий.
– Да, верно. Знаешь, что мне иногда снится? —Нет.
– Мне снится, что мы его взяли и обрабатываем, чтобы получить признание. В конце концов нам это удается. Он нам говорит: «Это я их всех убил». Это длится буквально несколько секунд. Но какой кайф!
– Слушай, Виктор, не удивительно, что тебя зовут «профессором».
6
Перед тем, как Армандо Мендоза поднялся на второй этаж дома №67 по улице Берри, на нем были серебристые солнцезащитные очки, словно приросшие к его бритому черепу, фиолетовый костюм, бордовая рубашка и черные замшевые туфли. Сейчас на нем были только красные ошейник и поводок с золотыми заклепками. Поскольку его подвесили за ноги, поводок и драгоценные причиндалы свисали вертикально вниз, повинуясь закону притяжения. Мартина Левин подумала, что, наверное, ему было забавно наблюдать за ней и двумя ее сотрудниками, вися вниз головой в состоянии полного возбуждения. «Госпожа» открыла дверь без лишних разговоров, прекрасно понимая, что трое полицейских так или иначе заставят ее заткнуться и что, когда все уляжется, она сможет разрядиться в другом месте.
В настоящее время она курила, стоя у столика, заваленного средневековыми орудиями, волнуясь не больше, чем если бы ждала автобуса на остановке, безразличная к тому, что Патрик Паже открывал все шкафы и выбрасывал содержимое ящиков на пол. Она была великолепна. Голова – как у великой жрицы инка перед человеческим жертвоприношением. Блестящая грива черных волос, доходивших до ягодиц, идеально круглых, разделенных полоской кожаных трусиков-стрингов. От ботфортов на очень высоких металлических каблуках к поясу тянулись цепочки. Левин заметила, что они состояли из маленьких черепов, еще до того, как Феликс Мандело, которого раздражала почти автономная жизнь зада проститутки, попросил ее сесть, чтобы он мог сосредоточиться. Левин нравилось, когда лейтенант открывал огонь первым. Тем самым она получала возможность проявить сдержанность и твердость сразу после него.
– Ты мне нравишься в роли люстры, Армандо. Как тебя зажечь? – начал тот, коротко дернув за поводок.
– Вот дерьмо, что вы от меня хотите?
– Чтобы ты нам прояснил кое-что по поводу Амелии.
– Да хватит вам! Я не понимаю, о чем речь!
– Мы спрашиваем тебя об Амелии, – сказала Мартина Левин.
Мандело обежал вокруг Мендозы и отпустил поводок. Тело сутенера начало вращаться, а он пытался остановить это движение взмахами рук, не достававших до паркета.
– О, какой цирк! – сказал Паже шлюхе, которая медленно поправила челку ручкой кнута и решилась улыбнуться.
– Кто такая Амелия? Кто это, черт побери? – заорал Мендоза.
– Если обращаешься ко мне, называй меня «капитан».
