других обстоятельствах показалась бы весьма уютной. Левин выжидающе повернулась к нему. Он закрыл дверь, бросил взгляд на полосы скотча, обозначавшие место, где находилось тело, и пошел в ванную.
Брюс оперся руками на раковину из искусственного мрамора, наблюдая в зеркало за входящей Левин. На мгновение она задержалась в проеме двери. Он подумал, что за ее лицом могут скрываться любые чувства. Отстранившись, он сказал:
– Сделай, как я, и посмотри на себя в зеркало. Она послушалась. Он встал сзади нее. Он был выше ее на целую голову, поэтому он немного нагнулся и положил руки ей на плечи.
– Я представляю себе, что он стоит, как ты, – тихо сказал он ей на ухо. – Он уже сбросил одежду и мысленно готовится к тому, что должно случиться.
Она не ответила, но не отвела глаза. Он продолжал:
– Безусловно, он занимается боевыми искусствами. – Он положил руку ей на живот, она не отодвинулась; он немного сдвинул руку вверх, почувствовал, как чуть затвердели мышцы: – Он владеет своим телом. Кроме того, он владеет своим дыханием. Он ищет в себе необходимую энергию. Может быть, он даже любуется собой, гордится своим телом, этой машиной для убийств.
Он поднял руку и коснулся указательным пальцем нижней губы Левин, слегка распухшей после дружеского приветствия Фреда Геджа. Выждав немного, чтобы ее взгляд чуть смягчился, он заговорил снова:
– Может быть, он разговаривает сам с собой. Он твердит свою молитву. Или повторяет то, что потребует от женщины, которую собирается убить.
Мартина Левин приоткрыла рот. Он ощутил ее дыхание, легкое, несмотря на напряжение. Он продолжал:
– Он думает, что в один прекрасный день все содержимое его черепной коробки будет перемещено в искусственное тело. – Он убрал руку с ее губ, перенес ее на висок, чтобы указательный палец касался того места, где под кожей сосредоточено густое сплетение нервов: – Он радуется, думая об этом моменте. И вот он выходит из ванной.
Брюс отступил, взял Левин за руку и повел в комнату. В центре комнаты он отпустил ее, повернул к себе спиной. А потом резко схватил за плечи и повысил голос:
– Он ударяет эту женщину, насилует ее, убивает.
Она стремительно повернулась, схватила его за правое запястье. Он сказал:
– Саньяк уверял меня, будто ты настаивала, чтобы он выбрал именно тебя.
– Это правда.
– Зачем?
– Потому что я хочу поступить в уголовную полицию.
Она ослабила хватку. Он указал пальцем на ее грудь, туда, где из-под полузастегнутой куртки торчал разорванный край черной блузки.
– Ты хороший полицейский, Мартина. И ты умеешь драться. Тебе не надо было заискивать перед этим типом.
– Я просто сказала ему, что создана для этой работы.
– Создана для работы: что это должно означать?
– Что у меня есть требуемые качества.
– Ты же не думаешь, что я устроил весь этот спектакль, чтобы услышать именно это? – Она вздохнула и молча посмотрела ему в глаза: – Надо иногда выбираться из скорлупы, Левин. Это и тебе, и мне будет на пользу.
– Ты наверняка уже знаешь, что со мной случилось пять лет назад. Любой другой психолог меня бы отверг, а Саньяк не такой, как все.
– Это так. Он игрок. И притом нечестный.
– Я решила, что он– мой входной билет, а остальное меня не интересовало.
– Жалко.
– Что ты собираешься предпринять?
– В отношении чего?
– В отношении меня.
– Ты– член группы Брюса, Левин. До новых распоряжений. Но хватит держать меня за болвана.
– Я никогда не держала тебя за болвана.
– Это просто так говорится.
Брюс сел на кровать и зажег сигарету. Минуту он смотрел на серый экран телевизора, а потом повернулся к ней и сказал:
– У меня есть к тебе личный вопрос. В общем, очень личный, если учесть, на каком этапе…
– Давай, говори.
– Шрам у тебя на животе, это с тех пор?
– Да. И это не единственный. Я выпрыгнула в окно с третьего этажа. В закрытое окно.
– Ну, ладно… я хочу, чтобы ты мне все рассказала.
