Слегка прищурившись, Баскиат отрицательно покачала головой.

— Обыщите еще раз. Звенья совсем мелкие, несложно пропустить. Вдруг попали в щели пола или в швы на одежде Писа. Это цепочка Эбби, девочка носила ее каждый день… Она порвалась, так что в драке несколько звеньев вполне могли отлететь…

Быстро поднявшись, детектив-сержант подошла к двери и громко постучала.

— Я не говорю, что принимаю вашу версию, — бросила через плечо Баскиат. — Говорю лишь, что проверю.

— Скорее! — не выдержал я. — Понимаю, для вас она уже мертва, но планы Фанке куда страшнее, чем смерть.

— Сказала же, проверю.

Дверь открылась, и детектив-сержант вышла, не сказав ни слова.

— Мой телефонный звонок! — завопил я ей вслед. — Баскиат, организуйте мне телефонный звонок!

Дверь захлопнулась.

На этот раз детектив-сержант меня услышала и смилостивилась. Не прошло и десяти минут, как дверь открылась, и санитар вкатил тележку с таксофоном. Вкатил и тут же вышел, а дежурный коп выжидающе на меня посмотрел.

— У меня нет денег, — напомнил я.

— А в уставе нет ни слова о том, что я обязан спонсировать каждого вонючего нахала, — дерзко парировал он.

— Детектив-сержант Баскиат вам вернет, — заверил я. — И наоборот, если поднимется буча из-за того, что меня лишили законных прав, она вам яйца оборвет.

Порывшись в кармане, коп выудил горсть мелочи и швырнул на пол.

— Вот, пожалуйста, — ухмыльнулся он и вышел из палаты.

Секундой позже в замке повернулся ключ.

На проволочном поддоне нашелся справочник «Желтые страницы». Поиск по «Римской католической церкви» результатов не принес, зато в разделе «Культовые и религиозные организации» оказалось несколько более или менее интересных адресов. В конечном итоге я остановился на Воксхольской семинарии, набрал номер и после нескольких гудков услышал надменный мужской голос:

— Отец Брейтуэйт!

— Добрый вечер, святой отец! Не могли бы вы мне помочь? Я ищу номер телефона библейского фонда, который, если не изменяет память, находится в Вулидже. Ничего в голову не приходит?

— Разумеется, приходит! Трастовый библейский фонд Дугласа Игнатьефф. Думаю, у меня и номер найдется… Где-то на полках хранятся их публикации, подождите минутку!

Послышалось глухое «бум!» — вероятно, священник положил трубку на стол, а затем настоящая какофония скрипа, шуршания, шороха, которая продолжалась целую вечность. В итоге, когда я уже собрался отсоединиться и попробовать в другом месте, раздался голос священника.

— Вот, пожалуйста. — Он продиктовал номер.

Записывать было нечем, так что я попросил повторить и постарался запомнить.

Поблагодарив отца Брейтуэйта за помощь, я повесил трубку и тут же стал набирать новый номер. Попал-то правильно, однако услышал лишь механический голос автоответчика и просьбу оставить сообщение после звукового сигнала.

Ладно, назвался груздем…

— Это Феликс Кастор, — представился я. — Сообщение для отца Гвиллема из ордена Anathemata Curialis. Пусть он свяжется со мной по этому номеру, и чем скорее, тем лучше, потому что часики тикают. Денниса Писа он может больше не искать: этот след мертвый. В буквальном смысле. Единственный способ добраться до Эбби Торрингтон — через меня.

Повесив трубку, я стал ждать и надеяться, что таксофон не увезут прежде, чем мне перезвонят. А еще хотелось верить, что администрация больницы над ним не поколдовала и не заблокировала входящие вызовы.

Нет, не заблокировала! Минут через пятнадцать раздался звонок, и я схватил трубку. Если дежурившие за дверью копы что-то и слышали, то никак не отреагировали.

— Алло! — выпалил я.

— Мистер Кастор?

Сухость этого голоса я запомнил, а вот нечеловеческое пуританское спокойствие успел забыть.

— Да!

— Гвиллем у телефона! Чем могу вам помочь?

Объяснив, я услышал смех, в котором не чувствовалось ни малейших признаков юмора: очень похоже на смех трупа!

— А других просьб не будет? — поинтересовался он. Причем ирония выражалась лишь словами, совершенно не проявляясь в безжалостно спокойном голосе. — Походатайствовать о мертвых родственниках или захватить по дороге горячую пиццу?

— Условия обсудим потом, — холодно отозвался я: к дружескому подшучиванию настроение никак не располагало. — А сейчас, не теряя времени, выпускайте своих псов!

Отсоединившись, я с такой силой швырнул трубку на базу, что чуть не разбил ее пластиковый корпус.

19

Ждать я не люблю и никогда не любил. Знаю людей, которые умеют заполнять пустоту внутренним созерцанием, или погружаются в психоэмоциональную спячку до тех пор, пока не наступит время Ч. Лично я от нечего делать бьюсь головой о стенку, а в отсутствии стен — о других людей.

Баскиат оставила мне часы, не знаю уж в порыве гуманности или в качестве изощренно садистской шутки. На протяжении вечера я смотрел на них так часто, что едва дыру глазами не прожег.

Минуты шли с черепашьей скоростью, словно ледник, по миллиметру сползающий с горной вершины. «Авторевю» читать расхотелось, и в конце концов я облокотился о подоконник и стал смотреть на Хайгейт-хилл, за которым, словно в замедленном кино, садилось солнце, озаряя могилу Карла Маркса заревом такой красноты, что порадовала бы даже его.

«Если небо красно к вечеру, моряку бояться нечего», — утверждает старая поговорка, но вдруг это все-таки предзнаменование? Буквально за секунду до захода солнца я услышал звук, весьма напоминающий рукоплескания господни, затем бесконечно долгий перезвон китайского «сквозняка» и, наконец, — всхлип разбитого стекла.

В здании больницы сработала пожарная сигнализация (в том числе и датчик, находившийся за дверью моей палаты) и полностью заглушила остальные звуки. Тем не менее я почувствовал вибрацию приближающихся шагов, потом в коридоре раздались крики, а за ними вопль — то ли предостерегающий, то ли угрожающий. Вопль неожиданно оборвался, и мою дверь сотряс удар такой силы, что лопнула верхняя петля.

Дверь накренилась внутрь на пару сантиметров, а со вторым ударом влетела в комнату, едва не задев меня. Вместе с ней упал один из дежурных констеблей, очевидно, потерявший сознание, хотя тусклые глаза остались полуоткрытыми. Тот самый, что швырнул мелочь на пол, заставив меня ползать и унижаться, и все-таки в душе шевельнулся червячок жалости. Шевельнулся и затих.

Через неподвижное тело перешагнули оборотни Цукер и По, первый в человеческой ипостаси, точнее, в относительно соответствующем человеческой ипостаси облике, а второй — в ипостаси горы мускулов с обрывками рубашки, лопнувшей на широченной груди. В оскаленной пасти поблескивало неимоверное количество желтоватых зубов, целиком завладевших моим вниманием, так что остальные черты я толком не рассмотрел. А ведь loup-garou был совсем рядом: протиснулся к несчастному копу, который в ближайшее время вряд ли мог подняться на ноги.

Цукер одарил меня жуткой улыбкой.

— Мы были неподалеку и решили навестить.

— Ну вот, а я как назло без торта! — всплеснул руками я.

— Мы не едим торты. У тебя есть все необходимое, или по дороге хочешь что-нибудь захватить?

Я покачал головой. Конечно, мне очень хотелось забрать свою одежду, но кто знает, куда ее спрятала Баскиат. Придется обойтись…

Оторвавшись от копа, По выпрямился в полный рост, и Цукер оценивающе взглянул на товарища.

— Знаешь олимпийскую дисциплину, в которой нужно быстро-быстро ходить? — поинтересовался он.

— Да, слышал.

— Отлично, бери пример с олимпийцев. Побежишь — мой приятель собьет с ног, проломит голову и вырвет кишки. Это его стиль. Однако мы спешим, так что шагай быстрее, но не беги.

Цукер направился к высаженной двери, я за ним, а замыкал цепочку По, огромный, как ходячая стена, только у стен вместо позвонков, клыков и слюнявой пасти обычно бывают граффити.

Коп номер два без чувств лежал в коридоре, розоватые листочки с результатами состязаний рысаков выдавали его с головой. Хотя, даже находясь на пике бдительности, он бы вряд ли справился с loup-garous. По-моему, для того чтобы хоть как-то противостоять По, нужна как минимум гаубица.

Вытесняя все остальные звуки, в больнице орала сигнализация. Сначала я думал, это ложный сигнал, но когда мы вышли на коротенький лестничный пролет, оказалось, в здании действительно пожар. По крайней мере третий этаж заполнял дым, висевший в воздухе слоями, источая резкий запах, который сильно затруднял дыхание.

Мы спустились в заставленный стульями холл — приемный покой одного из отделений больницы. На секунду замявшись, Цукер показал на противоположную сторону и бросился в том направлении, я нервной, скованной трусцой — следом. Не хотелось, чтобы По затоптал меня насмерть, но еще меньше хотелось расписываться в собственной трусости.

За приемной находились три лифта. Цукер надавил на кнопки всех трех, и дверцы средней кабины тут же распахнулись. По втолкнул меня внутрь, а

Вы читаете Порочный круг
Добавить отзыв
ВСЕ ОТЗЫВЫ О КНИГЕ В ИЗБРАННОЕ

0

Вы можете отметить интересные вам фрагменты текста, которые будут доступны по уникальной ссылке в адресной строке браузера.

Отметить Добавить цитату