предупредило его: ты совершишь роковую ошибку, о король, предав Магнуса Франкского в его походе против саксов. Кампанию Магнус проиграл, однако обрушился затем на вероломного соратника силами чуть ли не всех франков и альмов, и присоединил к своей Новой Империи почти весь Лоррейн, за вычетом горной Аосты. Впрочем, несколько лет спустя император франков и ее включил в состав вассального королевства, наследником которого сделал малолетнего Лотара, сына Ивина.
– Новая Империя мирно распалась после смерти Магнуса, не сразу, но довольно быстро. Лотар Хромой положил символом Возрожденного Лоррейна царя зверей, льва, и вручил мастерам самолично сделанные наброски для нового герба, знамени и короны. От Лотара Хромого трон перешел к старшей его дочери, Элен, а от той – к единственному ее сыну, Лотару, отцу Леорикса и Яна (а также полудюжины незаконных детей обоего пола). И вот теперь Корона Льва, разделив судьбу прошлых регалий лоррейнских монархов, похоже, канула в небытие вместе с Леориксом…
Леорикс на месте Яна, не мудрствуя лукаво, положил бы новым символом власти в Лоррейне меч или рыцарскую пику. Королю-воину иного в голову не пришло бы. Но Ян, которого с детства готовили в служители церкви, и лишь случай решил иначе… что-то придумает он?
Вот об этом и спорили.
В Вердене любили спорить.
В Вердене прекрасно понимали, как же им повезло, что трон перейдет из рук в руки без гражданской войны и смуты, какие раз за разом сотрясают ту же Италию, и гэльские края, и саксонские княжества. Оттого-то и делали ставки по пустячному в общем поводу, и знали, что даже проиграв – сильно печалиться не будут. Золото и серебро – это всего лишь золото и серебро, их можно растратить, скопить и растратить снова.
Война потребует иной платы, и хотя для любого воина, солдата и рыцаря плата эта привычная и не самая высокая в мире – но раз уж есть возможность не платить и получить то же самое мирным путем, глупо спорить с таким подарком судьбы. Пусть на трон садится тот, кто может сесть. Если править он будет дурно, если Лоррейну покажется, что новый рикс недостоин своего титула – вот тогда и грянет война, чтобы снять с него этот титул вместе с головой, а пока… пока пусть все будет так, как будет.
Нестройно прогудели трубы. Ворота дворца отворились, приглашенные почтить своим присутствием коронацию устремились внутрь. Устремились и те, кого не пригласили, однако алебарды гвардейцев быстро восстановили порядок. Охотников переть грудью на острия в толпе не оказалось, чему гвардейцы только порадовались. Кому оно нужно, побоище в день восшествия на престол нового владыки?…
Изельде почти никогда не была настоящей королевой. Лотар женился на семнадцатилетней дочери аахенского тана после того, как его вторая жена, Берта, умерла родами (девочка, Карен, выжила, но пару лет спустя не перенесла лихорадки). Вначале Изельде полагала, что сумеет обуздать этого лоррейнского кабана или хотя бы найти с ним общий язык, но вскоре поняла, что от кабана Лотар унаследовал не только некоторые черты внешности, но и упрямство. Изельде была необходима ему как красивая кукла и наглядное свидетельство того, что пятидесятидвухлетний монарх еще кое на что способен (как будто другие наглядные свидетельства не бегали чуть ли не по каждому городу Лоррейна!) – ничего иного Лотар от нее не требовал, и ничего иного не позволял.
Вскоре родился Ян, Лотар немного угомонился и предоставил Изельде самой себе. Пять лет спустя он благополучно сошел в могилу. Трон после не очень долгих споров занял Леорикс, четвертый из сыновей Лотара от первой жены, Денны. В линии претендентов Леорикс шел вторым (двое старших братьев и сестра умерли еще до того), однако убедил непосредственного наследника, Эрвина, отказаться от родового права в его пользу. Потому что иначе, без обиняков дал понять Леорикс, получишь вызов на поединок до смерти – а молодой Лев уже тогда владел любым оружием лучше многих ветеранов. У которых, собственно, и учился.
Эрвин, не желая умирать раньше назначенного ему срока, отошел в сторону, Леорикса короновали столь подходящей ему Короной Льва. Изельде окончательно ушла в тень – Леорикс ничего против нее не имел, просто ни королева-мачеха, ни маленький Ян ему были не нужны.
Зачем Льву понадобился трон, Изельде никогда не понимала. Ощущением самой власти он не наслаждался, бремя государственных забот тянул честно, но без горячего азарта, какой бывает, когда разбираешься со сложным делом, которое никто до тебя разрешить не мог; ну а восседать в неудобном золоченом кресле единственно ради того, чтобы прозываться Dux Bellorum – кроме войн, Леорикс практически ничем не интересовался, – какой в том смысл? Эрвин, стань он риксом, сам назначил бы младшего брата на пост главнокомандующего, вручив серебряный шлем и щит – они и шли Льву куда больше королевских регалий…
Но как бы то ни было, а за двенадцать лет правления Короля-Льва Изельде успела так поднатореть в дворцовых интригах, что решилась устроить переворот и взять власть в свои руки – от имени Яна, который номинально займет трон. Сперва она потихоньку устранила прочих законных отпрысков Лотара, что было, в общем-то, безопасно, если действовать с умом и тонкостью – а это Изельде умела. Потом попробовала нанести решающий удар, освободив престол Лоррейна. Это было чуть больше пяти лет назад, Изельде рассчитывала стать регентом от имени несовершеннолетнего Яна; но заговор сорвался, Король-Лев вопреки всем стараниям благополучно возвратился из Эрушалайма – и полетели головы. К счастью для Изельде, голова прецептора храмовников Тарнхальда, Альбрехта де Меельсхазена, слетела без долгих разбирательств, уж слишком глубоко он влез и слишком явно подставился, – а из всех заговорщиков один только глава храмовников знал о роли Изельде как вдохновляющей силы заговора…
В теперешнем исчезновении Леорикса прямой ее вины не было, однако упустить такой случай Изельде никак не могла. Семнадцатилетний Ян сразу занял бы трон, а что без слова своей дорогой любимой мамочки он и пальцем не пошевелит – кто об этом знает, кроме нее самой и Хюммеля, который ей обязан епископской митрой, жизнью и кое-чем еще? Ни одна живая душа в королевстве не видела в Изельде личности. О, она могла бы показать им, НАСКОЛЬКО они ошибаются, вполне могла… да только значительно лучше будет – молча заниматься своим делом. Триумф без зрителей мало чего стоит, но раскрытая не вовремя тайна стоит еще меньше.
А тайна была из числа тех, что убивает. Верно, прямой вины Изельде в том, что случилось с Леориксом, не было.
Однако посмей кто-либо из умеющих чуять запах лжи спросить королеву о том, имеет ли она отношение к происшедшему, – по Вердену прокатилась бы настоящая волна паники. А то и волна крови.
– Зачем явилась? – хмуро вопросил через решетку старший надзиратель.
– Читать умеешь? – Марион извлекла из широкого рукава пергамент. Оттиск перстня-печатки Хюммеля страж сразу узнал, и дверь открылась мгновенно.
Как ни странно, надзиратель оказался немного грамотен, и после десятиминутной борьбы с текстом одержал славную победу. Удовольствия, правда, эта победа ему не доставила.
– Освободить этих головорезов Хорта и Виклифа? Но зачем?
– Ты меня спрашиваешь? Епископ мне не говорил. – Марион не лгала, Хюммель ее в глаза не видел – все дела велись через Робина. – Ты как, будешь выполнять приказ его светлости, или…
Что последует за «или», тюремщик хорошо знал. Очень хорошо. Даже если сам никогда с этими последствиями не встречался.
– Щас приведу, – буркнул он и скрылся в темноте верденских застенков, куда девушка и не собиралась следовать за ним. У нее была дополнительная задача, которую выполнить надлежало как раз таки без свидетелей. Нельзя ведь при них снимать слепок с замочной скважины… Да, сейчас Марион пришла сюда с письменным приказом об освобождении, но в другой раз такого приказа может и не последовать. А вытащить кого-то из верденских застенков – это потруднее, чем в них попасть…
Не прошло и получаса, как появились Виклиф-Нюхач и Хорт-Вепрь – закованных в кандалы, их подталкивали в спину два надзирателями. Грязные и ободранные, они все же были живы. Уже хорошо: Тромм опасался, что Хюммель давно успел отправить обоих на виселицу и попросту подставляет того, кто заявится с приказом об освобождении. Что ж, монах ошибался не раз, ну да эта ошибка его не огорчит.
– Идем, – приказала она бывшим узникам.
Еще не вполне осознав, что свободны, те пошли за ней.
Разбойники, два месяца сидевшие в темных подземельях, от света и воздуха ослепли и опьянели, слышать – слышали, и даже понимали, а вот признать Марион пока не могли. Чему она была только рада.
